Ольга Свобода - Настроение жить

Оле вдруг стало стыдно.

У неё, скорее всего, ещё будет ребенок. Может даже и не один. А каково мужу видеть мать такой? И понимать, что лучше не станет?

Увидев Олю, Серафима Павловна кривовато улыбнулась. Витя говорил, что она стесняется своей невнятной речи, и расстраивается, что спустя столько времени после выписки нет прогресса.

Ну что же. Значит, Оля будет говорить сама. Проглотив горький комок, Оля бодро сказала:

– Здравствуйте, Серафима Павловна! Как хорошо, что я вас дома застала …

Наградой ей стало удивление и небольшая усмешка. Ну что же – неплохое начало…

***

– И как только совести хватило, а? Неужели думала, что я ничего не замечу??

Витя рвал и метал. Оно и понятно – очередную сиделку пришлось увольнять. Она настолько плохо ухаживала за Серафимой Павловной, что у той появились пролежни.

Дело осложнялось тем, что свекровь никогда не жаловалась.

– Черт-те что! Одна ноет, что работа тяжелая и просит надбавку, хотя оказывается, что и половины не делает, из того, что должна, а вторая лежит и молчит. А я что, телепат? Откуда я могу знать, что за такую зарплату человек может ничего не делать? Да она же…

Витя вдруг остановился и посмотрел на Олю. И добавил уже тише:

– Она же как ты почти получает.

Почему-то Оля сразу поняла, куда он клонит. Признаться, она и сама уже давно обдумывала, как можно помочь свекрови. Невыносимо было видеть, как она тает на глазах, как угасает в духоте и смраде. Ведь не так уж и тяжело проветрить комнату, почитать вслух книгу, поговорить, в конце концов! Но было несколько «но», почему она не предложила до сих пор свою помощь.

– Вить, но её же и на ночь оставлять нельзя… Да и бюджет весь на тебя одного ляжет… а у нас ипотека…

– Ничего, потяну я ипотеку. Мы и так, считай, всю твою зарплату сиделкам отдаем. А так хотя бы не чужой человек с мамой будет. Тем более она тебя так любит… А с ночными дежурствами я придумаю что-нибудь.

***

Оля сдержала судорожный вздох, и потянулась за новым памперсом. Чистый, который Оля еще не успела толком застегнуть, свекровь описала.

Оля знала, что это не нарочно. Просто ниже пояса Серафима Павловна не чувствовала почти ничего, и контролировать себя не могла. Но всё равно было обидно: хрупкая на вид свекровь оказалась тяжеловата для Оли, и лишний раз приподнимать её не хотелось.

Поняв, что произошло, Серафима Павловна отвернулась, пряча слёзы. Оля выругалась про себя: обычно она что-то говорила при такой деликатной процедуре, старалась отвлечь. А тут вдруг пожалела себя…

– Ну, а что мы загрустили? Знаю, знаю, сиделка из меня так себе, но уж придётся вам потерпеть, пока я вожусь. Надо же мне на ком-то учиться?

– Тебе уже давно на детках своих учиться надо, – немного резко ответила свекровь, – а не на никчемной бабке.

Сердце пропустило удар. Оля сделала пару вдохов перед ответом. Ну не знала же мама мужа, что бьёт по больному…

– Вот как только на вас отрепетирую, так сразу и займусь. Я бы еще и пюрешкой детской вас с ложечки кормила, да вы отказываетесь… Спасибо, хоть книжки читать разрешаете. Но опять же: не сказки. И не стыдно вам так подрывать мою профподготовку?

С шутками-прибаутками Оля всё же закончила смену памперса. Быстро убедилась в отсутствии пролежней, расправила ночнушку и накрыла свекровь одеялом.

– Знаешь, что самое плохое в таком состоянии? – вдруг спросила Серафима Павловна, – нет, не то, что я лежу тут бревном. Даже не то, что под себя приходится ходить. Самое неприятное – что ты всё это видишь. И Витя.

– Ну вот, – притворно надулась Оля, – значит, я тут стараюсь, а вы опять готовы какой-то тётке довериться? Проходили уже…

Оле показалось, что если бы свекровь могла махнуть рукой, она бы так и сделала. И в целом её понимала: трудно сохранить чувство собственного достоинства, пока невестка выгребает из-под тебя отходы жизнедеятельности, благоухающие на всю комнату. Оля тряхнула головой.

– А я знаю, почему вы к чужим тёткам хотите: потому что они вас упражнения делать не заставляют. А я вот буду! Ну, и куда у нас эспандер подевался…?

***

Оля хлопнула дверцей шкафа громче, чем рассчитывала.

Когда она соглашалась уволиться и начать ухаживать за свекровью, она не учла один важный момент.

На работе Оля была женщиной. А теперь – сиделкой.

Тушь безнадежно засохла, у последней помады истёк срок годности, а любимые лёгкие юбки и платья уступили место поношенным треникам и застиранным футболкам.