Константин Кизявка - Вкус

Что непроходимое не грузит гипотетических оппонентов мужичка, услышать не удалось, скрылся за углом дома.

Денис посидел в растерянности. Вернулись мысли о похоронах.

Если «Ритуал» возьмет десять тысяч, столовая тысяч пятнадцать, ну ещё там водка, священники, автобусы и другое, пусть пять. Получается тысяч тридцать. Как минимум. Интересно, где их взять, если нет. И как потом без них жить?

Стало совсем холодно. Денис поёжился и пошёл домой.

Освещённая тусклой подъездной лампочкой дверь квартиры была приоткрыта. Странно. Мама забыла закрыть или ждет его? С кухни – мужские голоса. Соболезнующие родственники? Соседи?

Говорят как-то официально. Не по-родственному.

Заглянул. Мама, ошарашенная, сидит на стуле, перед ней два мужика в чёрных костюмах, галстуках. Серьёзные.

Один высокий, худой, молодой, но уже с седыми висками, прислонился к подоконнику и внимательно смотрит на Дениса. В глазах настороженность и сочувствие. Второй постарше, лысоватый и черноусый, стоит посреди кухни и говорит маме:

– Завтра в тринадцать ноль-ноль. Единственная ваша забота, успеть до этого времени оповестить всех близких, чтобы явились хотя бы за полчаса до церемонии.

Заметил Дениса. Грустный взгляд из-под нависших век.

– Вечер добрый, милостивый государь! Сын покойного? Денис Иванович?

– Да, – Денис напрягся, пытаясь понять, кто такие и что здесь делают. Может, из тех, кому чужое горе – повод на деньги развести?

– Позвольте представиться, Левон Игоревич Оганов, – продолжал усатый. – Мой спутник – Павел Геннадьевич Шатерников. Мы представляем небезызвестное БДУ-13. У нашего ведомства контракт с вашим батюшкой. Как раз по данному печальному поводу. Вот! – он поднял вверх папку. – Согласно бумагам, все мероприятия, связанные с похоронами, мы обязаны взять на себя. Как говорил Спаситель, буде он одесную Всевышнего ныне, присно и во веки веков: «Оставьте мертвым хоронить своих мертвецов». И нет, молодой человек, даже не думайте, денег не надо! За все уплочено Иваном Ильичём, то бишь вашим папенькой. От вас с мамашей требуется только присутствие. Благодарите покойного за заботу. Контракт заключён в прошлом году. В канун Пасочки. Заранее побеспокоился супруг и родитель. За что от меня лично превеликий респект столь исключительному человеку. И похороны прописаны, и развоз людей, и ресторан. Возьмите. Этот, образно изъясняясь, вексель – копия. Я оставлю для ознакомления и распоряжения. Засим извольте откланяться. У нас сегодня ещё многая работа.

Странные гости кивнули и поспешили уйти.

На пороге усатый ещё раз настойчиво напомнил:

– В тринадцать ноль-ноль тело покойного уже двинется в последний путь. Все желающие проститься пусть приходят загодя, хотя бы в полдень.

Половину ночи Денис ворочался в постели, размышляя о странных людях в пиджаках.

Мама ничего вразумительного не объяснила. Ну, договор. Ну, заплатил отец ещё при жизни за собственные похороны. Всё равно, странное ощущение, что в буквах БДУ что-то не так. Слишком много их во вчерашнем дне. Почему такую известную фирму в Батайске мало кто знает? Почему никто, кроме отца, не в курсе о контракте? В интернете о БДУ-13 ничего. Очень подозрительно.

Они с мамой, конечно, на всякий случай пригласили родственников и друзей на завтра к одиннадцати–двенадцати, кто как сможет, но если наврал усатый, придётся говорить, что это поминки, а с похоронами типа позже решим.

Забылся под утро.

Будильник зазвенел в восемь. Денис натянул майку и штаны. В ванную. Умылся.

Хотелось куда-то бежать, что-то делать, только не тупить, не сидеть на месте.

Поставил чайник на плиту. Зажёг газ.

Задумался, глядя в окно.

Допустим. Допустим, они приедут и всё сделают. Похороним. Даже в столовой посидим. А водку они учли? Ромка говорил, водку надо купить…

– Ты чего стоишь?

Мама. Глаза уставшие.

– Ты поспала бы.

– Тут поспишь. Там плов остался в холодильнике. Подогреть?

– Я чайку.

– Ну ладно. Пойду одеваться.

В начале одиннадцатого начали подходить родственники.

Мама заводила в зал, рассаживала на диваны и стулья. Бабушка Надя, мать отца, в чёрном платочке разносила гостям воду, возилась на кухне. Пахло жареными пирожками. Родители мамы, дедушка Саша и бабушка Инна, понуро горбились на стульчиках. Тётя Алла, сестра папы, с мужем Виктором курила на улице, на лавочке под окнами, чтобы родители не увидели с сигаретами. Под пятьдесят женщине, а от родителей прячется.