Елена Филон - Окатанский боец

– Ладно, хватит. Как насчёт того, чтобы просто опустить пистолет и вернуть его мне, Эри, пока твой отец действительно не сделал из меня живую мишень, м? – Дьен, устало улыбаясь, делает шаг вперёд и протягивает руку за пистолетом. – Или хочешь, чтобы я забрал его у тебя силой?

– Не очень-то здравомысляще угрожать вооружённому бойцу, капитан! – обхватываю пистолет второй рукой и направляю дуло чуть выше основания шеи. – Один выстрел, и вы труп.

– Бойцу? – переспрашивает Дьен с насмешкой. Он всегда смеётся надо мной, считая, что женщина бойцом быть не может, только если у неё нет горы мускул и желания пришить себе член.

– Опусти пистолет, Эри, – повторяет настойчиво, а я головой качаю.

Тишина. Так тихо, что слышу, как лёгкий ветерок шумит листвой в редком леске неподалёку, а у подножья холма, на котором проходит наша тренировка, журчит молодой ручей.

– Ну ладно, сама напросилась, – вдруг говорит Дьен, делает резкий выпад вперёд, и я опомниться не успеваю, как пистолет выпархивает из рук, а я оказываюсь прижатой лопатками к влажной земле, от которой пахнет недавно прошедшим дождём и сочной травой.

– Это было нечестно, – щурясь от ослепительно яркого солнца, сдуваю прядь волос с лица и жду, пока Дьен соизволит слезть с меня, но тот, кажется, и не думает шевелиться.

– Я сделал это нежно, – улыбается, и так чертовски обворожительно, что сердце биться чаще начинает.

– Всё равно, это было нечестно.

– Ученику никогда не превзойти своего учителя, – карие глаза лукаво блестят, а уголка губ касается игривая ухмылка, когда Дьен обхватывает мои запястья пальцами и заводит руки за голову.

– Советую тебе признать свою теорию ошибочной, капитан, или же прямо сейчас согласиться с тем, что в таком случае и тебе никогда не превзойти моего отца, – довольная собой улыбаюсь в ответ.

Тоненькая впадинка появляется между бровей Дьена; видимо тот всерьёз задумался над моим умозаключением, а я, пользуясь моментом, наслаждаюсь его близостью и наблюдаю, как в густых тёмных волосах плещется солнце, окрашивая макушку золотом, что так и хочется пропустить мягкие локоны сквозь пальцы.

– Не только твой отец был моим учителем, – заключает, поразмыслив, но и слова мне вставить в ответ не даёт: тут же наклоняется ниже и закрывает мой рот страстным поцелуем, точно зная, что это вмиг лишит меня возможности соображать адекватно, вскружит голову, и уж точно заставит забыть о каком-то там глупом споре.

Его губы всегда горячие. Удивительно мягкие и нежные, о чём совершенно нельзя подумать, глядя на суровую внешность солдата не раз побывавшего в горячих точках и на защите границы…Дьен даже сражался на жуткой, кровопролитной бойне, когда несколько месяцев назад морты направились в сторону Óкаты, отказавшись идти на переговоры. Не знаю, чего они собирались добиться столь глупой стратегией, сравнимой разве что с заведомо известным полётом в пропасть, осознанным самоубийством, потому что армия людей слишком хорошо вооружена, чтобы быть поверженными, и плюс ко всему на нашей стороне рафки. А рафки – это уже гарантия победы.

Мне рассказывали, что на том сражении Дьен чуть не погиб, закрывая собой главнокомандующего, – моего отца. За этот подвиг ему дали звание капитана, и теперь я не перестаю его так называть. А я, когда в том году Дьен приехал в Тантум повидаться со мной, наградила его нашим первым поцелуем. И навсегда запомнила вкус губ моего Дьена: сладковато-мятный. Каждый раз, когда он меня целует. В Óкате на фабрике женщины научились делать мятные леденцы детишкам на радость, но и Дьену они пришлись очень кстати; в кармане его брюк всегда найдётся парочка. Дьен говорит, что после определенного количества убийств, что он совершил, его повсюду преследует не только запах крови, но и железный привкус чувствуется на языке, поэтому он нашёл спасение в мятных леденцах.

Задумавшись, пропускаю тот момент, когда Дьен отрывается от моих губ и смотрит с долей укора.

– Опять в облаках витаешь?

– Да. Потому что ты рядом, – соблазнительно улыбаясь, притягиваю его к себе за шею и вновь припадаю к губам в поцелуе.

Ладонь Дьена скользит вниз по моему животу, пока не добирается до края рубашки, проворные пальцы забираются под ткань и уже рисуют узоры на покрывающейся мурашками коже. Всё выше, к небольшой груди, пока не сжимает её в ладони, и волна жара вмиг проносится по телу.

Если отец узнает об этих встречах, нам обоим конец. Мне уже двадцать, но я всё ещё нахожусь под неусыпным контролем отца, после того, как едва не умерла четыре года назад. И пока моя ссылка в Шэлманский монастырь не закончится, он строго-настрого запретил мне иметь какой-либо физический контакт с мужчинами. А Дьену запретил навещать меня, когда тому вздумается.. Но… мы оба ослушались, и в случае чего, лучшее, что светит Дьену, это разжалование и перевод в какой-нибудь городской патруль, а я… а я, скорее всего, останусь в монастыре до конца своих дней. Буду учиться быть полезной обществу женщиной, читать книги, вышивать крестиком и тому подобное.