Елизавета Сагирова - Лето придёт во сне. Приют

– Однако снайпер.

Негромкий голос прозвучал слева и сзади.

Я замерла, как зверёк.

Сколько раз перелезала через забор, чтобы погулять в лесу, и никогда никого здесь не встречала, никогда даже не видела следов присутствия человека! Ни тебе брошенного мусора, ни костровищ, ни обломанных или срезанных веток. Поэтому голос, раздавшийся, словно из воздуха, подействовал на меня как гром с ясного неба. Через тело словно прошёл разряд тока, отчего оно стало ватным и неспособным двигаться.

Так я и стояла, замерев, забыв опустить рогатку, и только с нарастающим ужасом слушала звук приближающихся шагов. Шаги стихли у меня за спиной.

– Эй, – голос был уже не насмешливым, а встревоженным, – Малявка, отомри!

Я отмерла. Не потому, что мне так велели, а потому, что назвали малявкой. Ведь это означало, что подошёл ко мне кто угодно, только не воспитатель и не учитель, они не допускали подобных фамильярностей. Опустив Пчёлку, я, наконец, смогла повернуться.

Сзади стоял парень. Из приюта, но почти совсем взрослый – старшегруппник. Парень как парень: средний рост, русые волосы, серые глаза, школьная форма. И он был мне знаком. Нет, не лично. Старшие редко снисходили до общения с младшими, но я часто видела его в окно. Он бегал на стадионе, иногда с другими парнями, но чаще один. И в дождь, и в снег, и в июльскую жару, когда все отсиживались в прохладных дортуарах, он бегал по кругу долго и отрешённо, без остановок, не меняя скорости. Иногда, когда я сидела на подоконнике в одном из приступов тоски по утраченной прошлой жизни, то, бывало, следила за ним, как за секундной стрелкой часов, просто потому, что взгляду было удобно зацепиться за равномерно движущийся объект.

Наверное, вид у меня был перепуганный, потому что парень улыбнулся и успокаивающе поднял перед собой ладони:

– Не бойся. Я никому не расскажу, что ты убегаешь из приюта. Я ведь тоже убежал, так что мы в одной лодке. Круговая порука, понимаешь?

Я кивнула, но продолжала молчать.

– Я просто засмотрелся, как ты стреляешь, – продолжал старшегруппник. – Кто тебя этому научил?

Разлепив, наконец, губы, я ответила, только очень тихо:

– Папа.

Но он расслышал. И удивился.

– Батя учил тебя стрелять из рогатки? Девчонку?

На этот раз я сумела ответить громче:

– Да. Нас всех учили.

– Кого это вас? – Глаза парня вдруг расширились. – Погоди, я тебя вспомнил! Ты же из дикарей!

От обиды я окончательно забыла о недавнем испуге, и ко мне вернулся голос:

– Сам ты дикарь!

Парень запустил руку в светло-русые волосы, растерянно взъерошил их и улыбнулся. Кажется, виновато.

– Ладно-ладно, не пузырись. Просто я привык, что ваших так называют. А тебя точно вспомнил, твоё появление здесь много шуму наделало.

Лично я не помнила вокруг себя никакого шума. Хотя это неудивительно, я вообще мало что помнила из того ужасного отрезка времени, когда меня выдернули из привычной жизни, как попавшуюся на крючок рыбку выдергивают из озера – внезапно и навсегда.

– Можно посмотреть рогатку? – Парень протянул ладонь.

Я секунду поколебалась, но потом подала ему Пчёлку. Даже обрадовалась, что хоть кто-то сможет оценить мою работу по достоинству. И её оценили.

– Круто! – Парень вертел моё оружие так и этак, натягивал и ослаблял тяжи, прицеливался в пустоту. – И ты сама её сделала? Одна?

Я скромно кивнула.

– Тоже папа научил?

– Не… Делать научила мама, а папа – стрелять.

Парень внимательно поглядел на меня, словно только что увидел.

– М-да… по ходу там жилось интереснее, чем здесь?

На это я даже не сочла нужным отвечать, только пренебрежительно оттопырила нижнюю губу.

– Вещь! – Старшегруппник снова занялся рогаткой, – А где ты взяла такую резину? Прочная.

Я заморгала. Уставилась в землю. Парень правильно расценил мое замешательство и заулыбался:

– Да не бойся ты, мне можешь рассказать. Спёрла?

Он произнёс это так легко и весело, что я тоже улыбнулась.

– Ага. Грелку из медпункта. Из грелок самые лучшие резинки для рогаток получаются.

Парень вернул мне Пчёлку и вдруг спросил:

– А остатки грелки где? Выбросила?

Я возмущённо мотнула головой. Нас в деревне приучили ценить любые вещи. Всё может пригодиться, всё пойдёт в дело. Выкинуть что-то, пусть даже сломанное или испорченное, было почти преступлением.

– Слушай… – Парень замялся. – А ты не могла бы дать и мне полосу такой резины? На рогатку.

– Ты тоже умеешь делать? – Я огорчилась. Неужели мои навыки здесь не такие уж и особенные?