Елизавета Сагирова - Лето придёт во сне. Запад

В жизни всё повторяется дважды,

Но в виде драмы только однажды,

А во второй раз насмешки вроде бы,

В виде пародии, только пародии.

Эти строчки всплыли из глубин моей памяти, когда я пришла в себя и обнаружила, что лежу в постели, в одиночной палате, с полным отсутствием одежды на теле и перебинтованной головой. Совсем как два года назад, в клинике Оазиса. Дежавю оказалось так сильно, что первым сделанным мною движением было судорожное ощупывание лица. Я почти верила в то, что обнаружу на нём плотную повязку, прикрывающую свежие раны, но пальцы наткнулись на тёплую кожу. Испустив невольный вздох облегчения, я уронила руку на постель и уже спокойнее стала вспоминать всё недавно произошедшее. А чем больше вспоминала, тем больше преисполнялась уверенности в том, что, вопреки продолжающим вертеться в уме стихотворным строчкам, вместо предсказанной ими пародии, мне предстоит ещё одна драма. Возможно, она же – заключительная.

Если я оказалась в больнице (а где же ещё?), то здесь явно не обошлось без полиции. А если вспомнить, что изначально мы с Яринкой попали в Оазис именно с лёгкой полицейской руки, то можно ли исключать повтор такого варианта развития событий? Может ли полиция ближайшего к острову города быть в курсе этого соседства? Скорее всего, да.

Хотя, с другой стороны, чем мне это может грозить? Возвращением в Оазис? Но теперь, когда Ховрина нет в живых, его мести можно не бояться, а Ирэн вряд ли захочет уничтожать вернувшийся в её собственность товар. Ей будет выгоднее меня подлечить и продать новым владельцам, как она и грозилась сделать изначально. В этом, конечно, нет ничего хорошего, но я хотя бы получу отсрочку. И может быть, из того места, куда меня продадут, сбежать будет легче, чем из Оазиса?

Но тут память подсунула мне на удивление чёткое и объёмное изображение искорёженного автомобильного салона, затопленного отвратительно розовой водой. Я прогнала его усилием воли до того, как успела снова увидеть поднимающуюся на поверхность голову Ховрина, но прогнать последующие за этим мысли было не так просто.

Что, если Ховрин не умер? Что, если его сумели спасти? И что, если, едва придя в себя, он вспомнит о том, кто устроил случившуюся автокатастрофу и кто потом пытался его добить?

Белая, как и всё в этой палате, дверь приоткрылась. Меня опять захлестнуло чувство дежавю, и я бы совсем не удивилась, увидев входящую Машуту или нашего доктора. Но вошедший, хоть и был, судя по халату, несомненно, доктором, всё же оказался мне незнаком. Пожилой сухопарый мужчина остановился на пороге, слегка удивлённо глядя на меня. Я тоже смотрела на него, ожидая хоть каких-то новостей, но гость ограничился сухим замечанием:

– Ожидалось, что ты придёшь в себя позже.

И с этим он развернулся, явно собираясь уходить, чего я допустить никак не могла:

– Подождите! Сударь! Скажите, где я?

Мужчина обернулся через плечо. Помедлил, но ответил:

– В городской больнице. Тебя обнаружили на месте автокатастрофы. Автомобиль, в котором ты ехала, упал с обрыва в море.

Ай, спасибо, дорогой, очень ценная информация! Я уже открыла рот, чтобы задать новый вопрос, много новых вопросов, но вдруг поняла, что не знаю, о чём спрашивать и зачем вообще это делать. Спросить, как называется город, в котором находится больница? А какой мне прок с его названия? Спросить, что будет со мной дальше? Но врач – это не оракул, вряд ли он предскажет моё будущее. Спросить о состоянии моего здоровья? Но, судя по самочувствию, я уже знаю, что всё не так уж плохо, как следовало бы ожидать после всего случившегося. Да и смысл беспокоиться о здоровье, когда на кону жизнь?

И я спросила только одно. Даже не спросила, а произнесла одно слово:

– Полиция?

Доктор по-совиному моргнул. Он смотрел мне не в глаза, а на правую щёку, и я вдруг осознала, насколько дико выглядит моё разрисованное сосновыми лапками лицо и тело здесь, за пределами Оазиса. Интересно, что подумали люди, обнаружившие меня?

Наконец доктор ответил так же кратко, как я спросила:

– Полиция в курсе.

И вышел.

Я прикрыла глаза. Ну вот. Разумеется, найдя на месте смертельной аварии столь диковинную птицу, полицейские не могли остаться безучастны. И наверняка некоторые из них, те, кто положением повыше да знают побольше, сообразили, откуда взялось такое чудо. Да и доктор не задал мне ни одного вопроса, не проявил ни малейшего участия. Уже знает, откуда я и куда вернусь? Или ему просто велели не интересоваться странной пациенткой, которая всё равно долго здесь не пробудет? В любом случае такая отстранённость тоже о многом говорит, и значит, в ближайшее время мне стоит ожидать возвращения в Оазис.