Дмитрий Новиков - Наследие. Книга первая

Земля ликовала. Путь к звёздам казался уже открытым.

Так что когда долгие и дорогостоящие эксперименты показали готовность провести пуск «Молнии» с экипажем, местом назначения была выбрана система Гелион-7, удалённая от Земли на расстояние в сто пятьдесят парсек и имеющая несколько потенциально обитаемых миров. Её астрофизики определили, как наиболее благоприятную для возникновения жизни. В случае успеха экипаж должен был впервые в истории Земли покинуть родину и побывать у чужого солнца. Если новый мир будет пригоден для жизни, начал бы готовиться запуск колонизационного корабля с сотнями тысяч поселенцев. Но до этого ещё оставались годы и годы работы, а вот возможность сделать первый шаг к звёздам выпала именно им.

Сейчас, на фоне чёрной космической пустоты вокруг построенного корабля неутомимо сновали дроны-ремонтники, скрупулёзно проверяя каждый сантиметр внешнего покрытия. Их серебристые искорки мелькали повсюду. Казалось, рой гигантских светлячков кружит вокруг корпуса, но на самом деле в их движениях была идеальная математическая точность и слаженность. Издалека корабль напоминал веретено, окружённое семью металлическими ажурными лепестками, которые генерировали поле, защищавшее ядро. Оно было сердцем корабля, вырабатывающим колоссальную энергию, необходимую для прокола пространства.

Несмотря на свои огромные размеры, жилая площадь «Молнии» была небольшой, всего около двух тысяч квадратных метров – по одной просторной каюте на каждого члена экипажа, общая кают-компания, спортивные залы, мостик, большие лаборатории, а также дополнительные отсеки для обеспечения нормальной жизнедеятельности во время долгого полёта. Под жилым модулем находился ангар с вездеходом и тяжёлыми шагоходами класса «Титан», двумя катерами типа «Стрела», способными летать как в космосе, так и в атмосфере, несколькими десятками зондов для исследований и командой ремонтных роботов. Остальное место занимало ядро и прилегающие к нему охлаждающие системы, генераторы, механизмы жизнеобеспечения и искусственного тяготения. И конечно же огромный объём отводился под второе разобранное кольцо и автономных роботов-сборщиков. Наверное, досконально устройство корабля знал только Ефремов. Остальные инженеры проектировали и собирали только отдельные его части а неутомимый учёный уже много лет не был на Земле, да и Марс посещал лишь изредка, в основном музей и развалины. Ефремов был в числе их первооткрывателей и до сих пор курировал несколько проектов, связанных с раскопками. Виктор, хотя и работал с учёным уже много лет, поражался невероятной для его возраста энергии, которой хватало на всё.

Недолгий полёт заканчивался. Как правило, Виктор каждую минуту старался потратить на что-то полезное, но сегодня он просто расслабился и наслаждался видом из иллюминаторов, которые были редкостью на кораблях. Практически везде они заменялись экранами, хоть и мало отличимыми реальности, но здесь это были самые настоящие бронестёкла, выходящие в пустоту космоса.

Планетолёт медленно приближался, включая боковые движки и поворачиваясь стыковочным отсеком к переборке, уравнивая свою скорость со скоростью вращения станции, пока её громада не заполнила обзорные экраны. Виктор не любил такие моменты. Конечно его вестибулярный аппарат был безупречен, иначе бы он и не попал в экипаж. Но само такое вращение было неприятно, хотя он никогда и никому не говорил об этом, опасаясь, что даже малейшее отклонение от нормы будет причиной для его замены. К счастью, это продолжалось недолго, всего несколько минут, пока двигатели на доли секунды включались, корректируя сближение. Даже спустя столетия после первого полёта человека в космос стыковка оставалась довольно сложным делом. Наконец лёгкий толчок завершил её и ворота шлюза стали медленно раздвигаться, готовясь принять корабль. Началась дезинфекция планетолёта и пассажиров. Законы дисциплины в космосе были нерушимы. Кроме того, на Земле было множество опасных инфекций, которые постоянно мутировали в огромных, переполненных городах.

Внизу, под прозрачным полом шлюза, как всегда проплывала медная поверхность Марса, на которой виднелись огни городов, а неподалёку от них – искорки научного комплекса и окружавший его экспериментальный лес, который с трудом приживался на крайне негостеприимной почве. Деревья были заметно светлее земных, которые, впрочем, почти повывелись на родной планете. Станция висела достаточно низко, да и обзорные экраны значительно увеличивали пейзаж, давая приезжим возможность насладиться видами, если только их не закрывали пылевые бури.