Ураз Баева - У входа в Шахрай

Великая Вакцинация стала мифическим монстром, о котором слагали страшные сказки. Она была одновременно и конечной точкой существования старого мира, и началом Шахрая. Что из событий Перехода было правдой, а что суевериями, Аян не знал, но в нем глубоко укоренился ужас его предков перед Поверхностью.

***

Аян и Мирас, по указу отца, спустились навестить мать. Оба юноши склонились перед статуей Лии Монке в семейной усыпальнице, что находилась под домом, в сырой горной ложбинке. В ногах выстроенных скульптур стояли урны с прахом. С потолка свешивались переливчатые сталактиты, а бирюзовое озерцо отражало скорбные лица почивших предков.

– Думаешь, свадьбу скоро сыграют? – спросил Мирас.

Аян раздраженно покосился на него. Братья походили друг на друга внешне, но в чем-то сильно отличались. Мирас пошел в мать и обещал вырасти не высоким, но широкоплечим. Коротко стриженные волосы были такими же темными, как у брата, глаза чуть светлее, а черты лица мягче.

– Уж отец постарается, – фыркнул Аян. – Тем более, Рании уже пятнадцать, как и тебе.

Он не злился, но текст молитвы святой Сулу все равно вышибло из памяти. «…страдание мое и скорбь моя, да вознесутся к Миру над Мирами, где…» Только он настроился, как Мирас снова его прервал:

– Отец поступил так, потому что…

– Потому что он не помнит себя на моем месте! – огрызнулся Аян. —Когда дед запрещал ему жениться на матери, он поступил по-своему. А скоро, – он повернулся к брату, – отец займется и тобой, если еще этого не сделал.

– Да я и не против, – Мирас пожал плечами.

– Нет, Мир, когда он заставит тебя взять в невесты глупую навязчивую пустышку, тогда и поговорим.

– Но Рания совсем не глупая, – обронил Мирас.

– Ты видел ее? Где? Она что, тоже изучает музыку? – удивился Аян.

– Н-н-нет, мы вместе ходим на уроки истории Шахрая.

– Зачем это девушке? Она что, собралась работать в Министерстве? Да и зачем эти уроки тебе, ведь это из меня отец штампует собственную копию. Иногда я даже тебе завидую: ты хотя бы можешь выбирать, чем заниматься в жизни. – Аян поджал губу, задумавшись. – Это ты на урок ездил сегодня утром, пока я был у отца? Слушай, если он узнает, что ты тратишь свое время…

– А ты ему не говори. Что по поводу Рании… она спокойная. И милая, – Мирас вдруг покраснел.

Аян пожал плечами.

– Ну и отлично. Значит, будет покладистой и не станет надоедать. Хотя, вряд ли так можно сказать о дочери Губернатора. Больше похоже, что это меня как породистую собаку посадят ее охранять.

Мирас молча кивнул. В наступившей тишине было слышно, как тяжелые капли, падая со сталактитов, ударялись об озерную гладь. Она из них медленно сбежала по каменной щеке Лии Монке.

– А ведь им повезло, – вдруг сказал Мирас. Аян проследил за его взглядом и посмотрел на застывшее лицо матери, тонкие черты которого умело повторил скульптор. – Они любили друг друга. И родили двоих сыновей. Неудивительно, что отцу все еще предлагают невест.

– Бесполезно, он до смерти не выйдет из траура, – покачал головой Аян. В отличии от брата он помнил время, когда была жива мать, и отношение отца к супруге.

Для Лии брак с Сейтом стал третьим. После двух неудачных попыток ей подыскивали мужа среди торговцев и фермеров. Но ей повезло – она встретила Сейта. Вопреки запрету отца, Рахима Монке, Сейт сделал ей предложение.

Браку суждено было стать постоянным – спустя год после свадьбы родился Аян, еще через пять лет – Мирас. Третье зачатие стало редчайшей удачей. Учитывая почтенный для рождения ребенка возраст – Лия уже достигла тридцати двух лет – беременность проходила легко. Сейт обустроил еще одну детскую – Министр ждал, что родится дочь. Но его мечтам не суждено было сбыться: для Лии и малышки роды оказались смертельными.

С тех пор в доме воцарился траур. Сейт с головой окунулся в работу. Детскую перекрасили и перенесли туда вещи Аяна, жившего до этого с братом. Каждый остался наедине со своим горем. Мирас, почти не помнивший мать, видел в Аяне единственного друга и побаивался угрюмого отца. Аян же разрывался между ролью ответственного старшего брата и послушного сына, и своими собственными желаниями.

Когда Мирас ткнул его локтем в бок, Аян с трудом оторвался от мыслей. Братья закончили молитву, вернулись в дом и разошлись по спальням готовиться к предстоящему празднику.

Солнце поднялось высоко и золотило застывший пейзаж, утопающий в зное. Аян решил идти к горам – он надеялся найти там вход в город. Или, на худой конец, тень и воду. Он страдал от жажды, голова раскалывалась. Каждый вдох обжигал легкие, открытые участки кожи покрылись волдырями и ему все время приходилось щуриться из-за яркого света, к которому глаза еще не привыкли.