Марина Ли: Чужая

– Шаси, вы нас услышали? – подал голос кто-то из президиума, и я стиснула зубы так, что в висках заломила. Уверена, Эзэ, если он и вправду существует, нет никакого дела до того, какого размера у нас сиськи и достаточно ли хорошо выскребли наши тела перед тем, как выставить их на торги. Но я об этом, конечно, промолчала.

«Не будь тряпкой, Тара! – мысленно воззвала я к собственному разуму, а одновременно с ним к внутреннему голосу номер один и к внутреннему голосу номер два. – Лишнее внимание тебе сейчас нужно, как зайцу пятая нога. Ты же всё равно ещё не привыкла считать это тело полностью своим!»

Это правда, не привыкла. Пугаюсь каждый раз, когда надо вставать на ноги, отказываюсь бегать, а хожу так медленно, что меня улитки обгоняют… Но раздеться перед толпой похотливых стариканов да перед ровным строем вполне молодых и привлекательных ракшасов – нет, не могу.

И тем более перед НИМ.

Повернула голову и вновь пересеклась взглядом со своим любимым сталкером, а тот улыбнулся мне ободряюще, продемонстрировав ямочки на щеках… Владычица Энлиль, ну до чего же он хорош!

Слева, заставив меня опомниться, тихим ругательством прошелестела Рольда и я увидела, как приятельница подняла руки к горлу, чтобы развязать завязки. Тиль стыдливо прикрывала соски рукой, алая от смущения и беспомощной злости. Кто-то в самом начале строя, кажется Ирша, яростно швырнул свой халат в ноги президиума.

– Мы всё ещё ждём! – Проклятье! – Шаси. Что-то мне подсказывает, что вы ещё недостаточно освоились с новым телом и мечтаете вернуться в Пансион.

В Отстойник я хотела ещё меньше, чем обнажаться перед толпой противных стариканов, делающих вид, что их устами говорят наши предки, поэтому потянулась к завязкам халата и несказанно удивилась, услышав звонкое и злое:

– Хватит!

За прошедшие годы голос сталкера сильно изменился, но я отчего-то была уверена, что именно ОН остановил непотребство и воззвал к совести старцев. Каково же было моё изумление, когда, вскинув голову, я обнаружила на лице своего возлюбленного неподдельное удивление и злость.

– Хватит! – упрямо повторил всё тот же ракшас, и я с недоумением уставилась на говорившего.

Чёрные волосы пестрят красными прядями, в беспорядке рассыпавшись по плечам, губы побелели от едва сдерживаемой ярости, а в малахитовых глазах пульсирует чёрной ниточкой узкий зрачок.

Мне стало дурно, потому что я знала, кто это. Его лицо не сходило с экранов телевизора последние пару месяцев, а уж у нас в Отстойнике не было ни одной шаси, которая бы могла его не узнать.

***

Обычно я старалась не думать о судьбах тех Гончих, которым я помогла оказаться в Питомниках моей страны, и поначалу даже верила, что помогаю им. Хорошо, что моя страсть к подслушиванию открыла мне глаза на происходящее. Эта страсть и другая: любовь к красавчику-сталкеру.

Помню, я долго не решалась признаться деду, что больше не могу охотиться для него в лимбе, а когда наконец решилась, то не смогла придумать ничего умнее, чем ляпнуть, что мой дар выгорел.

– Я больше не чувствую Хранителей, – сказала я.

– Врёшь, – сощурился дед. Уж и не знаю как, но враньё он получше любого детектора чуял.

– Увы, – потупилась я. – Я полностью ослепла, вообще не вижу лимба и вряд ли смогу оплачивать новыми жертвами… я хотела сказать, новыми полукровками, своё пропитание. Мне жаль. Я пойму, если вы решите меня выгнать.

– Может, и решим, – кивнул дед. – Но принятию этого решения нужно помочь. Например, внезапным рецидивом и возвращением способностей. Мне очень нужна та Гончая, которую мать пометила для тебя в лимбе. Найди мне её – и можешь убираться на все четыре стороны.

– Это будет в последний раз, – сказала я, и в этот раз мне дед поверил.

Наивная. Я и в самом деле верила, что он меня просто отпустит. Он? Наутро после того, как вожделенная Гончая оказалась в Питомнике, я и сама очнулась в Инкубаторе.

– Что, даже истерику не устроишь? – спросил тогда неприятного вида доктор, внимательно сканируя меня взглядом и одновременно подключая диоды лимбометра к миом вискам и запястьям.

– А должна? – спросила я, и вздрогнула, впервые услышав свой новый голос.

– Не знаю. Нет. Тебе видней. Прежней ты уже не станешь, и не надейся. Твоё старое тело погибло и предано огню.

Вместо ответа я подняла правую ногу, посмотрела на аккуратненькую розовую пятку и рассмеялась.