Анна Семироль - Одержизнь

– А самое вкусное, пап, – это лепёшечки, которые Жиль привозит после учёбы. Они махонькие такие, но я знаю, что дети из Третьего круга едят их всего по одной. А мы их вообще не едим, потому что мы ещё беднее, вот!

Выслушав эту тираду от Амелии, Бастиан прикрывает лицо рукой и отворачивается к окну. Жиль не видит его, но точно знает, что бывший Советник Каро не смеётся.

– Месье Каро, – подаёт голос водитель. – Вы так и не сказали, куда мы едем.

– Третий круг, сектор девять. Линия один, дом двенадцать. Квартиру не помню, но найду.

– А как месье зовут, пап?

– Месье зовут Йосеф. Тома Йосеф.

Амелия весело скачет вверх по лестнице, с любопытством разглядывая граффити на стенах и затхло воняющие завалы барахла в углах.

– А это зачем? – спрашивает она, тыча пальчиком в сторону сломанного стула.

– Это мусор, – терпеливо отвечает Бастиан раз в десятый.

– А это?

– И это тоже. Перила не трогай, пожалуйста.

Идущий впереди Жиль оборачивается:

– Веснушка, может, всё-таки на закорки?

– Нет! На закорках я вниз поеду, на папе. Пап, я хочу жить в таком большущем доме! – восторженно верещит Амелия. – И чтобы наверху, к небу ближе!

Охранник за спиной Бастиана хмыкает и тут же получает уничтожающий взгляд.

– Ей всего семь. Это смешно? – Голос эхом бьётся в бетонном колодце лестничных пролётов.

– Простите, месье Каро.

– Стоп, пришли, – распоряжается Бастиан и стучит в неприметную дверь слева на лестничной площадке.

Амелия хватает Жиля за руку, прячется за него.

– Я не боюсь, – поясняет она. – Но там чужие люди.

Проходит минута, другая, но дверь никто не открывает.

– На работе твой месье, – подводит итог Жиль. – Давай, мелкая, запрыгивай на закорки. Ты обещала.

Амелия грустно опускает плечи, трогает дверную ручку. Мгновенье замешательства – и девчонка вовсю барабанит ладонями по соседней двери. Щёлкает задвижка, и на лестничную площадку выглядывает пожилая женщина.

– Мадам, здравствуйте, мадам! – тараторит Амелия, не давая ей опомниться. – Мы очень-очень ищем месье Йосефа, но не знаем, где он работает! Вы нам не подскажете?

Женщина подслеповато щурится, разглядывая девочку, потом поднимает взгляд на Бастиана, вздрагивает и пытается закрыть дверь. Воплем Амелии можно крушить стены:

– Мадам бабушка, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста-а-а-а!

– Он в доке, чинит баркас, – испуганно отвечает женщина. – Там его спросите.

Щёлкает, запираясь, задвижка. Амелия радостно тянет Бастиана за руку:

– Поехали скорее, папа! Жиль, побежали наперегонки вниз!

В машине девочка нетерпеливо ёрзает, вертится и задаёт по сто вопросов в минуту:

– А что это – док? А баркас? А почему так называется, если это просто корабль? А какие ещё корабли бывают? А ещё? А зачем эсминец? А траулер почему? А кто в доке работает? А почему мне туда нельзя? А папе можно? А мне с папой? А потом мне можно без папы? А Жилю можно? Жиль, а меня с собой возьмёшь? А почему велосипед по песку не едет? Значит, колёса надо большие, да? А где такие взять? Папа, а в Ядре есть большие колёса для велосипеда? А машина там проедет? Жиль, а давай на машине ездить? Почему нет? А нам дадут машину, правда же, пап? Ну Жи-иль! Тогда я водить буду! А почему нет? Почему «сядь и не тарахти»?

Бастиан неловко прячет улыбку, терпеливо отвечает на бесконечные дочкины вопросы. Жиль поглядывает на него в зеркало и удивляется про себя: нет, не таким он себе представлял бывшего Советника Каро. Столько лет подряд воображение рисовало его подлым, надменным, высокомерным, неприятным внешне. Тот Бастиан, которого Жиль видел в зале суда, был подавлен и жалок. Тот, что сидел сейчас на заднем сиденье и не сводил глаз с Амелии, виделся мальчишке удивительно заботливым и добродушным.

«А ты не сильно верь глазам, – одёргивает подросток сам себя. – Помни о Веронике. Помни о своих шрамах. И подумай ещё раз о том, почему твоя Акеми в тюрьме, а эта сволочь под домашним арестом. Да и отца его вместо тюрьмы на проживание в городском архиве отправили. Или таким достойным и прекрасным людям город простил убийства, или…»

Мысль обрывается. Память подсовывает образ Мицуко, шепчущей: «Вы же простили отцу Ланглу смерть Ники Каро…»

– Жиль, – окликает Каро, пристально рассматривая его отражение в боковом зеркале. – Что-то не так?

Мальчишка игнорирует вопрос, отвернувшись. Пусть общается с Амелией. Он же не нанимался развлекать беседой бывшего Советника.

Электромобиль вздрагивает, съезжая с бетонной трассы на грунтовку, мягко шелестит шинами по припорошенному песком гравию. Амелия привстаёт с сиденья, вытягивает шею, стараясь рассмотреть всё-всё-всё, мимо чего едет машина.