Сергей Мельников - Девушка с красными волосами

– Кажется, приехали, – протянула Лена, с трудом расцепляя пальцы, схватившиеся за ручку двери.

***

Лобовое стекло полностью засыпало. Со скрипом елозят дворники, сметая снег. Как раз вовремя, чтобы увидеть в паре сотен метров впереди, как перевернувшаяся фура перегородила Щёлковское шоссе, а прочие счастливчики, не притормаживая, огибают её по встречке. Я хотел выбраться за МКАД? Выбрался. Вон он, прямо у меня за спиной, ночной полёт закончен.

Промятая дверь со скрипом, но открылась, с трудом сдвинув пласт снега. Беглого осмотра хватило, чтобы понять: это конечная. Я нагнулся в проём:

– Солнышко, не хочешь выйти размяться?

Лена посмотрела на меня с сомнением:

– Нет, не хочу.

Я втянул полную грудь воздуха и залез в машину. Никотина бы втянуть, да нету. Здоровье всё равно уже не понадобится. Странно, но меня совершенно отпустило напряжение. Больше некуда бежать, не надо спешить, нет причин переживать. Работа, банки, обязы: ничего больше нет. Даже ТО форду больше не надо делать. Губы сами растянулись в улыбке. Крыша течёт, да и хрен с ней. Я нагнулся к жене, она с удивлением посмотрела мне в глаза:

– Что с тобой?

– На работу сегодня не надо.

Я улыбаюсь ещё шире, ловлю её губы. Вы пробовали целоваться, когда рот до ушей? Это очень весело. Лена смотрит мне в глаза с недоумением, но в зрачках уже загораются искры. Или это отражается пламя стартующих противоракет?

Марк Олмонд затягивает свою приторную "A lover spurned".

Я потянулся к кнопке пропустить трек и передумал. Не самая худшая музыка проводить привычный мир. Всё разрушающая обида отлично описывает и причины, и следствие.

– Бенька – шепчет мне Лена

– Что Бенька?

– Он просто кот, он же ни в чём не виноват.

– Давай отпустим. Вдруг забьётся в какую-нибудь дыру и выживет.

Я обернулся. Наш рыжик лежал на заднем сидении, сунув нос под лапы. Уши поджаты, глаза косят на нас или в лобовое стекло, не разберёшь. Я потянулся к задней двери, открыл её.

– Захочет – убежит.

Беня сиганул из машины сразу. Возник перед капотом. Прижав уши, пузом по снегу метнулся куда-то в сторону трассы и исчез в дренажной трубе. Я хлопнул ладонью по лбу.

– Щас, сек. – я кинулся к багажнику. В свете салонной лампы увидел испуганное лицо жены:

– Ты куда?

Я вытащил мешок с кормом, пятилитровку воды, поволок к трубе, крича:

– Беня домашний, как он без корма?

Сунул в трубу открытый пакет "Monge". Опрокинул на бок баклажку. Больше ничего сделать для него не могу. В трубе абсолютная темнота, мне очень хочется ещё раз увидеть его наглую рыжую морду, но там тихо и темно, и даже зрачки в темноте не светятся. Пока не засвербило в носу, нырнул в машину. Лена обняла меня за шею:

– Не уходи больше, пожалуйста.

– Не уйду, – отвечаю, собирая губами её слёзы, – больше никогда не уйду.

По трассе с рёвом несутся машины, но у нас и мысли нет вылезть на обочину с протянутой рукой. Никто не успеет среагировать, остановиться, да и не будет этого делать. Сейчас своя жизнь высшая ценность для каждого. На востоке штрихи расчёркивают небо. Я снова ловлю мягкие губы жены, она запрокидывает голову, обнимает меня за шею. Я никогда не любил её сильнее, чем сейчас.

За нашими спинами разгорается заря. Заря на западе? Значит и так бывает.

Краем глаза я вижу, как на краю дороги появляется грузная фигура. Мужик в пуховике и кепке шатается, сплёвывает на землю. Смотрит в сторону Москвы. Не из-за него ли мы сейчас застряли в кювете? В его чёрном силуэте постепенно проявляются детали. В лучах нового солнца он перестаёт шататься, замирает. Он становится плоским, как двухмерная фотография, но я больше не хочу тратить на него секунды своей жизни.

Заря разгорается, свет всё ярче, он проникает даже через закрытые веки. Тепло ласкает наши лица, ласково и нежно. Как тепло от костра холодной ночью. Костёр всё ближе, свет заливает всё. Я сквозь закрытые глаза вижу лицо своей жены. Чётко, ярко, без полутонов, оно останется таким навсегда. В это мгновение время срывается с паузы, детали тонут в самой чистой и честной белизне и я думаю:

– Хорошо, что мы не крысы.

***

Темно и жарко, хлопает под порывами ветра железо, уныло, с одной и той же частотой и амплитудой. Бэнн-бэнн-бэнн. Резкий запах гари. Рыжий кот с подпаленными усами высунул мордочку из отнорка: слева совсем темно, справа в туннель проникает слабый свет.

Ползком на брюхе, на полусогнутых лапах он крадётся к светлому пятну, огибает спёкшийся пакет с кормом. Выход засыпало землёй, остался всего маленький промежуток у верхнего края. Кот заработал лапами. Дёргаясь и мяукая то ли от страха, то ли от боли, он протискивается в дыру.