Владислав Осипов - Зазеркалье

– Спасибо, но можно и полегче. В общем, слушай внимательно. Моя история весьма необыкновенная и даже местами нереальная, но я и не пытаюсь что-то кому-то доказать, просто ее рассказываю. Каждый сам для себя выбирает – верить мне или нет. Некоторые считают, что я псих, другие думают, что Бог избрал меня, – начал Ллойд.

– Как по мне, так ты уж точно псих…

– Слушай и не перебивай. Мне действительно столько лет, сколько заявлено в анкете. Хочешь, верь, хочешь не верь, мне все равно – это факт. В городе, где я родился, люди малообщительные, предпочитают сторониться незнакомцев и немного странных людей. В эту категорию входил и я, но все же есть некоторые, с кем я провел свою жизнь. Мой отец был портным, а мать работала в магазине цветов. Мы жили в небольшом городке Европы недалеко от Франции, это было начало индустриальной эпохи, как обычно говорят, «затяжной экономический кризис». Времена были трудные, но мы справлялись.

Когда мне было девять лет, мать тяжело заболела, денег на лекарства и еду едва хватало. Как мы не старались, мама продержалась всего три месяца. Мой мир рухнул перед моими же глазами. Казалось, что Господь меня возненавидел, иначе, за что посылать ребенку такие страдания? Лишь слова отца заставили меня успокоиться и жить дальше:

«Сынок, все мы не вечны, у каждого наступает свой час, и никто из нас не знает, когда этот час придет. Каждый пытается прожить так достойно, как твоя мама. Она бы не хотела видеть тебя разбитым и слабым, так что соберись и борись, двигайся только вперед! Время пожить каждому дано ровно столько, сколько Бог отмиловал». Отец маму очень любил, для него она была музой – движением вверх, но даже будучи сильным и смелым, он не смог уберечь еѐ. Именно тогда он и стал для меня примером. Я видел, как мужчина должен обращаться с женщиной, мы по праву были счастливой семьей, я гордился своим отцом. Послушав его слова, я столько сидел за книгами, что забывал счет дням и месяцам. Безусловно, я был увлечен книгами. Всегда, в независимости от своего места пребывания, они затягивали меня в новые миры, новые слова, новые мысли и помогали не думать о маме. У меня была мечта, как и у всех мальчишек нашего города: быстрее отсюда выбраться и стать успешным человеком. Представь себе, почти за двести лет ничего не изменилось, все на своих местах. У молодых парней такая же мечта. Те, кто жил в деревнях, хотели в город, кто жил в городе хотели в другую страну. Жаль, про космос никто не знал, мечтали бы и о нем. Это, конечно, пришло потом, но смысл никогда не меняется – вечная гонка, в которой все мы пытаемся словить ту самую госпожу Удачу.

В двенадцать лет я начал работать, чистил обувь людям на вокзалах или площадях, а в свободное время продолжал изучать литературу, хотел поступить в школу, чтобы получить образование и счастливый билет в жизнь. Таким, как я, мало везло в этом мире, в основном, в школу брали детей из более состоятельных семей, родители которых оплачивали общеобразовательную школу и курс иностранного языка. Их место под солнцем было забронировано с самого рождения, но все же я не терял надежды. У меня был друг Карл Винчестер, он всегда звал меня играть в мяч. Наши матери когда-то работали вместе уборщицами, иногда мы собирались вместе, но это было очень редко. Он звал меня играть в мяч, а я читал книги. Отца у Карла не стало рано – он умер на войне, как и все мужчины, которые сражались за честь государства, никто не понимал всего до конца, не было Интернета и средств массовой информации, как сейчас.

Херст начинал закипать еще сильнее, но Ллойд не подавал вида, и в какой-то момент Херст перевел акцент на себя:

– Так ты мне решил рассказать свою биографию? Давай перейдем к делу уже.

– Замолчи! – после этих слов Херст посмотрел на Ллойда изумленным взглядом, но послушался и промолчал.

Ллойд продолжил:

«Так вот, как-то раз мы с Карлом отправились на речку, которая была далеко за городом. Сделав себе качели, мы говорили с Карлом обо всем на свете, делились знаниями или интересными сплетнями города. Кроме природы и нас там никого не было, и ничего не мешало нашему общению. Вечером, когда солнце садилось, мы катались на качелях и наблюдали за тем, как менялись вода и небо. Когда ты раскачиваешься на качелях и поднимаешь голову, затем резко опускаешь ее, тогда непонятно, где небо, а где вода, грань между ними стирается. Оборачиваясь в сторону города, вдали было видно, как пыхтели первые заводы, валил такой дым, словно там обосновались адские машины, а если стоять возле них, то можно было лицезреть языки пламени. Я всегда мечтал побывать рядом с небом, звездами, но Карл смеялся и говорил мне, что это небылицы. Я категорически не соглашался с ним в этом. Обычно наши посиделки заканчивались тем, что родители начинали нас разыскивать, но после нескольких подобных случаев они всегда знали, куда идти. Телефонов, как сейчас, тогда не было. Когда родители нас находили, мы получали свои законные подзатыльники и расходились по домам.