Более ни о чём не раздумывая, Андрей приступил к спуску с Тигровой, который удавался куда сложнее, чем подъём. То тут, то там, подошвы предательски соскальзывали и со скальных выступов, и с земляных кочек.
Асфальт вернул походке, казалось, надолго потерянный ритм. Причём глухие звуки шагов стали хорошо слышаться из-за непривычной тишины: время от времени шелестела лишь листва да однажды совсем рядом мелькнул мужик, разговаривавший со своей таксой. Пары человек не встретилось даже у “Серой лошади” – сталинского дома с памятниками и колоннадой на крыше, – миновав по уклону которую, Андрей вышел к горбатой Алеутской улице. Всегда шумная, и она молчала точно затаившаяся рыба: ни шума спешивших автомобилей, ни света их фар, пытавшегося пробиться сквозь туман.
Но одним несомненным плюсом тревожная тишина обладала. Чтобы перейти Алеутскую, обычно требовалось спускаться вдоль неё дальше: либо на приличное расстояние до наземного перехода, либо в другом направлении – до подземного. В новых же условиях, повторно осмотревшись и прислушавшись, молодой человек просеменил на противоположный край дороги прямо через две сплошные. От неё до воды было рукой подать.
Нырнувший в хорошо знакомый проулок приморец вскоре оказался у долговязого белоснежного дома краевого правительства, видного в ясную погоду откуда угодно. Дальневосточника нисколько не смутило, что именно возле главного городского здания из тумана проступили силуэты растерянных, вероятно – китайских, туристов. Под схожий с мяуканьем лепет, типичный для всех восточных народов, мужчина и женщина метались из стороны в сторону. Через несколько секунд они исчезли столь же внезапно, как появились. “Точно ёжики в тумане, только с узкими разрезами глаз”, – подумалось фанату стихий. Он не знал, как выглядели в Поднебесной ежи и прочие виды диких животных, но некоторые из них, по предположению Андрея, должны были являться не менее узкоглазыми, чем люди. Ведь всё дело в тамошних ветрах – по крайней мере, так владивостокца учили в школе.
Пропавшие в белой пелене азиаты оказались единственными, кого молодой человек встретил на примыкавшей к административному зданию центральной городской площади. Туристов, которых завсегда на ней пруд пруди, в особенности из Китая и Кореи, понять приморцу было легко: бродить по чужому городу в чужой стране среди непроглядного тумана – не лучшее удовольствие в жизни. Что же касалось россиян, то их дальневосточник понимал не меньше: кому захотелось бы идти на работу практически вслепую, если официально разрешалось на неё не спешить?
Пересёкши площадь почти наощупь, молодой человек отклонился всего на десяток метров от привычного маршрута до проступившей в клубах безлюдной лестницы – она вела на Корабельную набережную, чья ровная кромка позволяла шагать гораздо бойчее.
Впрочем, более уверенно любитель катаклизмов шёл недолго: у памятника основателям Владивостока – белой стелы с чёрными якорями по бокам, символизировавшей нос причалившего к берегу корабля, – Андрей резко остановился. Его буквально пошатнул порыв сильнейшего ветра, обдавший мелкими каплями. “Чрево стихии стало куда ближе, оно где-то совсем рядом! – смекнул приморец. – Теперь надо подождать и оценить обстановку”.
Не успел он толком начать прислушиваться, как последовал новый порыв. В этот раз тело даже повело вправо. Дабы удержаться на ногах, дальневосточнику пришлось сделать два лишних шага. “Вот это настоящий катаклизм!” – восторжествовал внутри себя владивостокец.
Под стать новым хвалебным мыслям ветер качнул гостя набережной ещё. Затем ещё, и ещё. Молодой человек сдвинулся дальше вправо, потом попятился – и снова ощутил толчок в бок. Андрея начало водить по кругу. Тотчас непогода добавила оборотов. Не будучи хлипким, дальневосточник еле-еле удержал равновесие – для этого пришлось буквально раскачиваться на одной ноге, так как другая на сантиметры приподнялась над плиткой. При балансировании владивостокец впервые всерьёз испугался: не из-за ветра как такового, а из-за близости разволновавшейся воды – приморцу никак не хотелось элементарно свалиться в бухту.
Однако беспокойство о потенциальном намокании через мгновенья совершенно потеряло смысл – ветрище рванул с такой силой вверх, что уже обе Андреевы ноги расстались с твёрдой поверхностью. Тут же стихия крепко прижала подошвы к бетонной плитке – но лишь для того, чтобы с неизмеримо большим усердием приподнять их снова. Туфли оторвались от набережной – и уже больше на неё не вернулись.
Читать дальше