Сергей Милушкин - Послание из прошлого

– Так я и думала, – сказала она. – Жюль Верн?

– Ага!

– Слишком много ты читаешь. Смотри, делай перерывы, а то зрение сядет. Иди, в мяч с ребятами поиграй.

– Да, мам, иду!

Он разгрузил сетку, выскочил из кухни, натянул кеды и чмокнул ее в щеку.

– Я люблю тебя, мамочка!

– Я тебя тоже люблю, сын. – Она серьезно посмотрела на него, и в ее глазах он прочитал и печаль и благодарность и… что‑то еще. Что‑то неуловимо важное.

Кажется… не заметила… – подумал он, глядя на огромный шкаф, освещенный яркими лучами утреннего солнца. Мама уходила на работу к девяти – в шкафу висели ее платья, и она, конечно же, выбирала одно из них, пока он спал. На кухонном столе Витя нашел записку: «Завтрак на столе, много не читай, сходи погуляй и обязательно напиши письмо бабушке. Целую, мама».

Но Витя даже не взглянул на приготовленный завтрак – вареное яйцо, сосиску и два кусочка прожаренного с маслом хлеба.

Весь день! – подумал он. – У меня есть весь день, чтобы…

Мигом подскочил он к заветному шкафу, распахнул дверцы… и сердце его замерло. Магнитофона не было на месте.

Шкаф был таким большим, что, возможно… он просто его не заметил. Обшарив всю нижнюю полку, Витя почувствовал, как на глаза навернулись слезы.

– Нет, не может быть… – вырывалось у него. – Мама все‑таки заметила… она… она как‑то сказала, что нужно сдать магнитофон в комиссионку…

От ужаса Витя почувствовал тупую ноющую боль, разлившуюся по всему животу – кортизол, гормон стресса сковал его волю, в мгновение ока превратив в беспомощного маленького мальчика.

Размазывая слезы, он заглянул во все углы небольшой двухкомнатной квартиры – отодвинул шторы, проверил подоконники, пошарил в чулане, заглянул в санузел и даже нырнул под кровать. Пусто! Бобины, которые он складывал в нижний ящик шкафа, тоже пропали. Та самая бобина, на которой он услышал странный голос – исчезла.

Почувствовав какое‑то странное опустошение, будто бы его предали, Витя напялил тапки и вышел на лестничную клетку.

– Только бы она была дома… только бы она была дома, – повторял он как заклинание.

– Витя? Что случилось? – Тетя Оля, открывшая дверь, всплеснула руками.

Он едва не разрыдался на пороге.

– Тетя Оля! Можно… можно мне позвонить… маме?

– Господи… что случилось?

Она посторонилась, впуская его в квартиру.

От слез он практически ничего не видел – только желтый корпус телефона, диск и трубку.

Он набрал номер.

Мама работала экономистом в прачечном комбинате и в отделе телефон был только у начальника.

– Прачечный комбинат, Косенков слушает.

От волнения Витя забыл, что нужно сказать и кого позвать.

– Алло, – повторил требовательный мужской голос. – Говорите!

Заикаясь, Витя выпалил:

– А Марию Павловну можно позвать? – сердце его, казалось, выскочит из груди.

– Маша… – услышал он в трубке. – А где Маша?

– Так она репетирует в актовом зале на день легкой промышленности… – послышался голос издалека.

У него отлегло от сердца. Значит, скорее всего, не комиссионка… но…

– Молодой человек, ее сейчас нет. Может, что‑то передать?

Витя опустил трубку. Ноги его стали ватными. Единственная бобина – если он не успеет, голос, тот самый голос… возможно, он больше никогда не услышит его.

– Тетя Оля, – взмолился он. – Вы не дадите мне три копейки на трамвай?

– Господи, Витенька, да что ж случилось то?

Не дождавшись ответа, она похлопала по карманам, выудила откуда‑то монетку и протянула ему.

– Спасибо! – крикнул Витя и выскочил за дверь. Он даже не подумал, что нужно закрыть дверь в квартиру.

– Маша, спасибо за магнитофон! Ты нас очень выручила! – Петр Евгеньевич, заместитель начальника экономического отдела с уважением взглянул на аппарат, стоящий у сцены актового зала. – Мощная вещь! – он попробовал приподнять его и охнул. – Какой тяжелый! Как ты его дотащила?

Мария лишь пожала плечами.

– А микрофон захватила?

Она кивнула.

– Тогда… если готовы… приступим? Все взяли свои слова?

Чертыхаясь, он установил магнитофон на стол, подключил его к сети, воткнул микрофон.

– Андрей Михалыч, вы первый.

Пожилой мужчина кивнул, достал лист бумаги с напечатанной речью, подошел к столу и взял микрофон в руки. Он заметно волновался, лист слегка дрожал.

Витя едва втиснулся в трамвай.

– Проходите, проходите в салон, – слышалось отовсюду. – Подвиньтесь!