Герман Фальк - Третий Шанс [litres самиздат]

– А тебе, насколько я знаю, предложили должность зампреда по денежной политике? – осведомился Тихон.

– Ну, – Данила пожал плечами, – есть такие слухи. Но поскольку знаю об этом из уст самого руководителя Администрации президента, переводим слухи в разряд достоверных. Сам-то в АП остаёшься?

– Остаюсь.

– А диалово вы эту историю с Верховным судом разыграли! Просто безупречно!

Дмитрий опустил глаза. Он ведь тогда, во время их предыдущей встречи, уже всё знал. И не рассказал. А Данила это понял. Наверное, ещё тогда. Догадался, что ему раскрыли всего восемьдесят процентов правды. И, наверное, простил. Дмитрий когда-нибудь обязательно его об этом спросит. Им ещё жить и работать вместе, и очень хочется надеяться, что дружить.

– А ты очень профессионально эмиссию тогда сорвал, – осторожно проговорил адвокат. – Понимаем, как ты рисковал…

– Да они глупые все. Никто этих ошибок не заметил бы, пока бы до дела не дошло. И хорошо, что не дошло. А рисковали мы все. Но знаешь, что я тебе, адвокат, скажу? Хватит отсиживаться в стороне и делать всё чужими руками. Пришло твоё время действовать, даже если через боль. Ну-ка давай пои Митю!

* * *

– Есть идеи, Богдан Петрович? – Ходырев развалился в шезлонге, закинув ногу на ногу, и с издевательской улыбкой уставился на бывшего руководителя службы охраны.

– Есть, Игнат Рафаэлевич. Пусть Фролов ещё чаю принесёт.

– Трудно с вами спорить, Богдан Петрович. Фролов, а не организуешь ли нам чайку? С печеньем.

– Сей момент, Игнат Рафаэлевич. Только баланс проверю на счетах. А то, знаете ли, с барскими привычками мало ли…

– Там миллиардов пятьдесят осталось… Ладно, можно без печенья, а то и вправду мало ли. Так что делать-то будем дальше? А то скучно же так.

– Скучно, – согласился Пекарский. – А вам, Игнат Рафаэлевич, наверняка ведь и костюмчик надеть хочется, а то вот так уже три дня в шортах. Кстати, не успел вам сказать, Стенька объявился. На Кубе. Организует движение за объединение Америк в одно государство. Фролов, ты ещё здесь?

– Так точно, господин Пекарский. Не хотелось бы пропустить обсуждение вопроса «Что делать дальше».

– Да понятно, что, – Ходырев посмотрел вдаль, на горизонт. – Пока ничего. Разве что от «Дельты» прятаться, если охоту объявят. А дальше посмотрим, что там Калинкин предпримет. Может быть, и ему наша помощь когда сгодится. Хотя, скорее, его оппонентам. У него таковых сейчас объявится предостаточно.

* * *

Митрополит Василий вышел в отставку. «И вправду закоснела наша Церковь, надобно новую жизнь в неё вдохнуть, молодую. Мир-то меняется, и Церкви нашей надлежит следовать этим изменениям. В миру живём, куда тут деваться. Но и мир вести за собой мы должны, а то, не ровен час, скатится куда не следует».

И подался он священником в Тимофеевку. Туда, где Стенька произнёс свою первую, принёсшую ему славу, проповедь.

Народ в храме собирался угрюмо, безрадостно, однако пришли все, кото мог. То ли осознали, к чему привело слепое принятие Стенькиных увещеваний и призывов, то ли просто на бывшего Митрополита хотелось посмотреть.

Священник Василий провёл службу как следует, без отступлений от канонов. А потом, когда настало время проповеди, он развёл руки в стороны, как бы обнимая свою паству, и улыбнулся в седую бороду.

– Сделать мир лучше – дело благое, – начал он своим глубоким баритоном. Говорил достаточно громко, чтобы могли слышать все, благо голос был мощный, позволял не переходить на крик. – Благое, конечно. И мы, православные христиане, конечно, должны ради этого трудиться. Только, прежде чем в большой мир выходить, давайте у себя дома разберёмся. Вот, например, наш храм имеет голубые стены. А знаете, что это означает? Не просто так же, какая краска была, такую и использовали. Голубые стены имеют храмы в честь Пресвятой Богородицы…

Он говорил простые вещи – о христианских обрядах, традициях и обычаях, о правильном, по Писанию, поведении. Он говорил долго, и все слушали.

* * *

На истринскую дачу дедушки Кеши они добрались на такси уже за полночь. Коля заранее предупредил Пекиныча, и тот не ложился спать, ждал дорогих гостей. Попытался накормить, но гости отказались, только чаю попили некрепкого, да по несколько ложек облепихового варенья съели.

Алёшу расположили в спальне на первом этаже рядом с комнатой Чалдона.

А Коля поднялся на второй этаж. В ту комнату, которую он на короткое, но очень яркое время считал своей. Потом своей и Милены. Все так же скрипела в коридоре памятная половица. В комнате было всё как раньше, но казалось нежилым. Коля дал команду мыслеобразом, и кресла, расставленные вокруг столика, засуетились, задвигались и за несколько секунд превратились в кровать. Коля вздохнул, прошёлся к окну, сел на краешек упругого матраса.