Ник Перумов - Александровскiе кадеты. Том 2 [litres]

Склады, платформы, пакгаузы, каменные будки стрелочников. За каждое строение можно уцепиться зубами, в каждом окне выставить пулемётное дуло.

К тому же со стороны вокзала нарастала стрельба, всё чаще и чаще били винтовки, коротко и зло лаяли пулемёты; вот грянул недальний разрыв снаряда.

– Пошли, ребятушки, – негромко сказал полковник, и слова его понеслись по цепи. – Пошли, родные. Знаете, что делать. Путь надо открыть. Просто надо. Пошли, и я первым пойду.

Две Мишени повёл плечами, проверил сперва маузер, затем браунинг. Похлопал висящий на боку финский нож. Снял фуражку, перекрестился.

– Спаситель наш, Ты положил за нас душу Свою, чтобы нас спасти; Ты заповедал и нам полагать души свои за друзей наших и близких нам…

Это Севка Воротников, положив на шпалы «гочкис», повторял слова молитвы.

– Радостно иду я исполнять волю Твою и положить жизнь свою за Царя и Отечество…

Это Петя Ниткин, чуть склонив голову набок, словно решая какую-то особенно трудную задачу.

– Вооружи меня крепостью и мужеством на одоление врагов наших…

Это Лёвка Бобровский поглаживает штык.

– И даруй мне умереть с твёрдою верой и надеждою вечной блаженной жизни в Царствии Твоём…

Это Пашка Бушен, щурится, словно уже ловя в прицеле вражеский силуэт.

– Матерь Божия! Сохрани меня под покровом Твоим! Аминь.

Это полковник Аристов, надев обратно фуражку, первым шагнул по шпалам – туда, где ждал враг и где ждали свои, ждали и надеялись: первая рота придёт и поможет, не может не прийти!

И первая рота пришла.

Цепь идёт, катится морскою волной, только, в отличие от прилива, разбиться она права не имеет.

Вот замаячила впереди будка стрелочника, блёкло-голубоватые стены и сидящие под ними фигуры в шинелях, торчат готовые к бою штыки.

На сей раз Аристов не предлагал сдаться, не требовал сложить оружие. Он просто взмахнул рукой, и цепь александровцев открыла огонь.

…Не успевшие даже вскочить падали, валились под покрытые оспинами от пуль стены. Кадеты прошли над ними, сомкнулись, воистину подобные волне, всё в себя принимающей и всё скрывающей.

Впереди беспорядочные крики, кто-то командует, топот ног, вот грянул выстрел, пока ещё на глаз и наугад. Александровцы бросаются вперёд, прыгают через канавы, через низкие изгороди; впереди оживает пулемёт, но прежде, чем смертельная коса успевает пронестись над рельсами, Фёдор Солонов стреляет – тоже почти навскидку, раз, другой и для верности третий – оба номера за тяжёлым «максимом» утыкаются лицами в землю, быстрее, быстрее, кадет-вице-фельдфебель, опоздаешь – все друзья твои лягут и на суде Страшном за то не оправдаешься!

Но прямо в лица кадетам гремят новые и новые выстрелы, кто-то кричит, пытается скомандовать «залп!», не успевает, потому что в него стреляет уже сам полковник.

Кто-то падает в цепи александровцев, кто – Фёдор не успевает заметить. Потому что только он может стрелять, почти не целясь, и он стреляет, быстро выбирая цели, всаживая пули в узкую щель, в незаметную прорезь, в крошечную выемку.

Пытается полоснуть ещё один пулемёт, но его упреждает Севка Воротников: «гочкис», словно захлёбываясь от ярости, опустошает четверть ленты, избивает пулями кожух, дырявит щиток, и уцелевший чудом пулемётчик бросается бежать, забыв обо всём.

Вперёд, вперёд, только вперёд!..

Те, кто преграждал кадетам дорогу, вдруг оказались совсем рядом, нагнуты, наклонены штыки, но в руках александровцев – самозарядные «фёдоровки», и магазины их пустеют сейчас не просто так.

Цепи сталкиваются, сцепляются, и Фёдор Солонов стреляет, стреляет и стреляет, валя тех, кто пытается броситься на его друзей сбоку или даже со спины.

Севка Воротников опустошил ленту, присел на корточки, перезарядить; бородач в лохматой папахе замахнулся штыком, нарвался на пулю от Фёдора.

Кто из своих дрался, кто пал – Федя не видел. Поменять магазин и стрелять, стрелять дальше; не дать схлестнуться грудь в грудь, не дать цепи александровцев увязнуть в живой массе, массе обманутых и одурманенных людей; но теперь – или ты их, или они тебя.

Фёдор старается думать, как учил полковник, – не только о том, как выжить прямо сейчас.

И они прорываются через эту цепь, она, только что такая прочная, такая крепкая, вдруг рассыпается, раздаётся в стороны, и впереди только свободное пространство – нет, там возникают фигурки в длинных шинелях с теми же «фёдоровками»! Это наши ударили навстречу, помогли, разорвали кольцо!..