Тапки
Наима перевела взгляд на вывеску в юго-западном углу, где ровные ряды тапок, размер к размеру, рядком стояли у стены. На вывеске было изображено семейство плюшевых мишек: папа, мама и малыш. Наима ускорила шаг, ощутив печаль и странное возбуждение.
Вход
Следующее объявление увлекло ее за угол, в сторону от столиков и запаса тапок. Вход в спасательный центр располагался позади здания. Двойная задняя дверь была заперта, но у створок располагалась столы и большие контейнеры с темной жидкостью, по виду напоминавшей чай со льдом. Поначалу она решила, что это прохладительные напитки. Пока не прочла объявления:
Убедитесь, что ваши близкие осушили стаканы до дна.
Родители, прежде чем выпить сами, проследите за детьми.
Прежде чем войти, допейте до дна.
Контейнер для использованных пластиковых стаканов.
Под последним объявлением стояла большая мусорная корзина, наполовину заполненная скомканным пластиком. На многих стаканчиках остались следы помады. Если честно, только на нескольких. Выходит, они пришли при полном параде? Приодевшись для встречи с Создателем?
Запах здесь чувствовался сильнее, но не такой едкий. Так пахла старая, высохшая смерть. Дверь словно приглашала внутрь, но это не входило в ее планы. Наима лишь провела ладонью по теплым доскам стены, словно благодаря того, кто оставил ей автомобиль, и тех, чью обувь она заберет. Какая надежда привела их сюда? Знали ли они, что их ждало? Эти вопросы наполнили ее душу глубокой скорбью. К своему изумлению, ей отчаянно захотелось оказаться среди этих людей, в тишине и покое.
И тут, весьма кстати, раздались гитарные переборы.
— Смотри, что я нашла, — сказала она, подняв объявление.
— Отсюда не видать.
— Я могу подойти.
— Стой где стоишь.
Ничего не изменилось. Она вздохнула.
— Здесь написано: «Улыбнитесь — снимите маску».
Он рассмеялся. Наима успела полюбить этот звук.
Затем — еще одно чудо — он стащил маску к подбородку.
— Черт, раз уж там так написано.
Он наставил на нее указательный палец.
— А ты держись от меня подальше.
В темноте было трудно разглядеть, но ему вряд ли больше пятидесяти, возможно, около сорока. Еще не стар. Глаз она не видела, но решила, что они у него добрые.
— Я Кайл, — произнес он.
Должно быть, она заулыбалась так широко, что ослепила его.
— Спокойно, сестренка, спокойно. Больше ты ничего от меня не получишь, только имя. И еще немного музыки, если хочешь послушать. А утром ты уйдешь.
— В машинах есть горючее, а в одной целый бак!
— Рад за тебя, — произнес он мягко.
— Ты здесь подохнешь, если не наберешься смелости до чего-нибудь дотронуться!
— Это мой крест.
— Но как ты узнаешь, что у тебя иммунитет?
Он пожал плечами.
— Надеюсь, что не заражусь.
— Но меня здесь не будет! Не знаю, где я буду. Мы должны…
Она едва не обмолвилась: «…сражаться за жизнь и рожать детей, и надеяться, что они выживут».
— …быть вместе. Защищать друг друга. Мы стадные животные, а не одинокие волки. Так было всегда. Мы нужны друг другу!
Его молчание было слишком явным.
— Все, что нужно тебе, — это полный бак бензина, — наконец промолвил он. — А мне — моя гитара. Не прими на свой счет, но ты слышала про Тифозную Мэри?
Разумеется, она слышала про Тифозную Мэри, жила под тенью ее проклятия. В школе Наима читала, что бедная женщина умерла, прожив в полном одиночестве тридцать лет, и никто не осмелился к ней приблизиться. Давным-давно Наима решила, что не станет жить в страхе.
— У нас обоих иммунитет, — упрямо повторила она. — Я тебя не заражу.
— Прекрасная идея, — почти пропел он. — Ты останешься единственной выжившей, Наима.
Она успела забыть, когда к ней последний раз обращались по имени. А он произнес его так, словно знал Наиму всю жизнь. Не говоря уже о слове «прекрасная», которое пульсировало в позвоночнике. Пока ее гормоны бушевали, Наима чувствовала, что с каждым вдохом влюбляется в него все сильнее. Ее одолевало желание запрыгнуть в автомобиль и умчаться куда глаза глядят. Лучший способ задушить на корню безнадежные мечты.
Вместо этого Наима подогнала автомобиль на расстояние в пятнадцать ярдов и откинулась на водительском сиденье, наблюдая за гитаристом в открытую дверцу. Часы на приборной панели показывали полночь, когда он уснул. Под музыку пролетели часы. Наиме не спалось, ее терзал ужас при мысли, что придется с ним расстаться.
Читать дальше