О’Санчес - Суть острова [Дилогия]

«Сегодня среда…» Каждое утро, проснувшись, человек объявлял себе – какой день недели на дворе. Не то чтобы этого знания требовали дела или планы, нет, какие могут быть дела у бездомного бродяги, просто в голове у него словно бы работал счетчик, не зависящий от обстоятельств, заканчивающих предыдущий день. Как оно действовало – человек не задумывался об этом, но счетчик никогда не ошибался. Вот и сегодня он знал: сегодня среда.

Пора было выходить наружу, в большой мир, добывать пропитание, а главное – выпивку: утренней поправки должно хватить на час, от силы на два, а потом опять трясун-батюшка настигнет, если вовремя не подсуетиться с добавкой. Человек застегнул чудом уцелевшую молнию на куртке, пятерней пригладил волосы на голове, подошел к обломку зеркала, который был когда-то частью огромного трюмо, а теперь принадлежал новому хозяину. Да, морда – алкашиная, хоть прикрывай ее бородой, хоть не прикрывай. Одежда – мятая, грязная. Грязнущая. Джинсы, конечно, можно и не гладить, но стирать бы надо хоть изредка… Ну а ходить тогда в чем? И рубашка… Нет, что-то надо подыскать на свалке, когда на трезвую голову. Скоро будет совсем весна, а потом лето, под курткой эту ветошь не скроешь – в куртке жарко… Ладно, до лета еще дожить надо… А потом осень, за ней снова зима… Как будущую зиму прожить? – Эту едва перемогся… Неужели садиться на полгода, как некоторые «коллеги» советуют? Нет уж, до такого он еще не опустился… Разве?.. Человек все эти годы счастливо избегал судимостей и отсидок, мелкие гостевания в лягавке, на сутки-трое – не в счет. На зонах, со слов тех же «коллег», бомжи в самом низу сидельческой иерархии, пониже шнырей и чуть повыше «обиженки», а то и… И он дойдет, куда денется, если не дошел уже. Впрочем, до зимы дожить еще надо, а пока – до лета…

Солнышко ласково щекотнуло его в левую щеку и опять нырнуло в тихий небесный туман, а все же дождя не предвиделось, напротив – там и сям среди облаков проступала приветливая небесная синева.

Через щебень, земляные кучи, рукотворные овражки, заполненные лужами и строительным мусором, человек вышел к набережной небольшой речушки, а на самом деле – рукава, на пути к заливу отщепившегося от Тикса. Мелкую, никогда не чищеную, зловонную речушку звали, конечно же, звонко и радостно: Янтарной. А почему бы и Бриллиантовой не назвать, или Кастальской?.. Городская топография все стерпит… Вдоль всей набережной, одетой в свежий гранит, совсем недавно постелили новый асфальт; недооборудованную знаками и разлиновкой проезжую часть пока не открыли для автомобильного движения, и идти было одно удовольствие. Сейчас бы закурить…

– Сынок, не угостишь сигареткою? А?.. Вот спасибо, дай бог тебе здоровья. И огоньку… Нет, девушку не надо… Ну, что делать, сынок, ни того ни другого с утра, вышло уж так… Еще раз спасибо, дай тебе бог…

Сигарета оказалась с ментолом и это было здорово: по легким словно домовой свежей метелочкой прошелся, даже в голове зазвенело. Человек знал куда ему идти для начала, где он более-менее определится с сегодняшним днем: он бодро двигался к «Пьяному квадрату», – так городская шантрапа называла небольшой скверик неподалеку от устья Янтарной. Когда-то, к одной из сторон его примыкала стена государственного винокуренного заводика, производящего низкосортные вина и коньяки. Окрестные ханыги постоянно кучковались в этом скверу, как мухи на помойке. Всем было хорошо: работяги с завода без проблем сбывали краденую продукцию, а потребители имели дешевое пойло. Заводик года три как прикрыли, а привычка собираться здесь (у алкашей и бездомного отребья всех мастей) осталась. Естественно, что нормальные люди редко забредали в эти края; вечно пьяный и оборванный контингент плохо сочетался с молодыми мамашами и собаковладельцами и те, понятное дело, сторонились: убить, может, и не убьют, а настроение испортят на весь день. Это если в дневное время, когда бомж на виду и труслив, а ночью, когда тут и там клубятся вокруг костров целые шакальи стаи, даже полицейские патрули меньше чем по четверо в эти места не заглядывают. Если только не облава.

Полиция, конечно, постоянно резвилась здесь, прихватывая гопоту поодиночке и целыми шайками. Отвезут в ближайшее, тридцатое отделение, если под настроение – так и отметелят, кого потом посадят на годик-полгода, а кого, постращав, отпустят под утро или через неделю… Да что толку: этих разогнали – новые пришли. Иногда, во исполнение очередного указа очередного Господина Президента (нынешнего звать – вроде бы… Леон Кутон, а раньше – этот… Муррагос был…), Бабилон-столицу начинали чистить от непотребного элемента, и тогда районные отделения и спецприемники набивали едва ли не под потолки. Потом скорый суд – и по окрестным зонам-ординарам, или в лечебницы – наркологические, психиатрические, туберкулезные – на любой вкус. И не знаешь, какая хуже, но точно, что в любой из них сидеть горше и гораздо дольше, чем мотать ханыжную «половинку» (полгода) на ординарной зоне. Вот в венлечебницу попасть – милое дело: там и кормят, и лечат. Но мест мало, попробуй попади – скорее нос и уши отвалятся…