Генри Олди: Свет мой, зеркальце…

— Это еще что такое?

Зеркало в ванной украшала россыпь засохших белых брызг. Разумеется, неряха-Кабуча оставила. Ну просил же ее, бранил, язык стер, напоминая! Ямщик не терпел перемен, замыкаясь в привычках, как улитка в раковине, и когда польский шкафчик из дешевого пластика, что висел над мойкой, перестал закрываться, а лампочка, горевшая наверху, превратила крышку в оплавленный желтый бугор, он заставил Кабучу ходить на вещевой рынок, как на работу, пока она не отыскала точную копию испорченного шкафчика, от внутренней начинки до зеркального прямоугольника, и не вызвала мастера, грубияна и вымогателя, который, впрочем, повесил новый шкафчик быстрее, чем Ямщик предполагал, да еще и дал совет вставить в патрон «холодную» лампочку, чтобы не поплавить крышку снова. Ей-богу, пройти квест с заменой шкафчика было проще, чем приучить Кабучу к элементарной аккуратности. Морщась от брезгливости, Ямщик с тщательностью японского оружейника, полирующего драгоценный меч, протер зеркало влажной губкой, и еще раз, ветхим «техническим» полотенцем, некогда китайским и махровым. С рыбками, что ли? Теперь не разобрать. Оставшись доволен результатом, он подмигнул отражению:

— Потрудимся, джентльмен?

Отражение подмигнуло в ответ: с опозданием и, кажется, другим глазом.

— Прёт тебя, голубчик, — обрадовал Ямщик двойника. — Ай да ты, ай да сукин сын!

Двойник согласился.

— Лови момент, второго шанса не будет.

Двойник и тут не стал возражать.

— Вдохновение? Пфе! Бери выше!

Полное вживание в материал, долгие беседы, а бывало, что и споры со вздорными персонажами, внезапный подъем ночью, когда вглядываешься в темноту, в смутные очертания мебели, и не понимаешь, где ты, у себя в спальне или в сумеречной зоне эпизода, наспех записанного поздним вечером — это случалось с Ямщиком всего пару раз в жизни. Так родились два рассказа, честная, без дураков, гордость Ямщика: «Эвольвер» и «Назову это добром».

— На третий быть беде, — отражение подмигнуло снова, без видимых причин. — В третий раз старик закинул невод…

— И сидит теперь, как дурак, без невода.

Разговор с двойником бодрил лучше допинга. Воображение, заржавевшее от долгого бездействия, с удовольствием набирало обороты. Рациональное объяснение, камеры, компьютер? Рацио психо не помеха. Герой — психопат, личность раздвоена, как язык у змеи; половинки-антагонисты ведут диалоги без начала и конца, словно в пьесах Эжена Ионеско, их речь освобождается от привычных значений и ассоциаций, делается понятной только им двоим. Боже мой, кому интересен нормальный, уравновешенный герой? Никому, и автору — в первую очередь. Норма скучна, норма блекнет рядом с шикарным буйнопомешанным Синьором Отклонением. Извращение — это прекрасно! Психи у Ямщика выходили живее всех живых. Он их любил, но странною любовью.

— Психи — твой конек, верно?

— Ага, конек. Конек поехавшей крыши.

— Жалкие потуги. Не смешно.

— Критиканствуешь?

— Хохмишь? В петросяны метишь?

Двойник скорбно поджал губы. Ямщику, считай, голому, в одних семейных трусах, почудилось, что мимолетный программный сбой одел двойника в строгий угольно-черный костюм. Синяя рубашка, неяркий галстук в горошек, завязанный узлом, похожим на крепко сжатый кулачок… Траур? Похороны таланта? Костюм исчез, вернулись трусы, вялый животик и безволосая грудь. Отражение склонило голову набок, изучая оригинал с откровенным скепсисом: так коллекционер антиквариата смотрит на экспонат из захолустного краеведческого музея.

Ямщик втянул живот, расправил плечи:

— Саспенс и драйв — наше всё?

— С драйвом у тебя, дружище, затык. Допинг? Подыщи что-нибудь круче пустой болтовни.

Заигрался, отметил Ямщик. Пора заканчивать. Впрочем, игра с отражением увлекла его. Еще капельку, а? Как в детстве: дочитаю эту главу, и спать! Ну ладно, еще одну… Нет, ну это точно последняя на сегодня! Что? Уже завтра?

— О чем задумался, детина?

— О твоем предложении. Допинг покруче? She don't lie, She don't lie, She don't lie — Cocaine [2] Припев из песни «Cocaine» группы Nazareth. ? Дорожка из белого порошка в страну волшебника Оззи?

— Кокс по-дзэнски, ударная доза!

С достойным ответом вышла промашка: двойник вдруг обрел чрезмерную самостоятельность, вызывающе наплевав на оригинал. Ямщику даже послышался тихий, но явственный треск, словно порвалась пуповина, соединявшая его с зеркальным отражением. Наверное, с таким звуком в мозгу рвутся нейронные связи. «…Со слабым таким сухим треском, словно обыкновенная паутина лопается, но, конечно, погромче…» — подкинула дровишек в огонь услужливая память.