Павел Иевлев: Календарь Морзе [СИ]

С другой стороны, черт меня за язык таки дернул. Когда мы лежали в посткоитальной расслабленности, я не удержался и спросил:

— Ань, твое сердце ведь свободно? — черт, я мудак, сам же себе запретил касаться этих тем!

— Ой, не начинай, Антон! — Анюта убрала голову с моего плеча и отодвинулась. — Сейчас ты скажешь много ненужных слов, чтобы как-нибудь сложно задать глупейший вопрос — почему я тебя не люблю, да?

— Да, — не стал говорить много ненужных слов я.

— Антон, ты умный, талантливый, симпатичный, храбрый, веселый, у тебя красивая задница…

— Блин, это была моя реплика!

— И у нас отличный секс…

— Но? Сейчас же будет то самое «но»?

— Извини, но я тебе это уже говорила — ты злой.

— Я злой? — я сел на кровати и машинально начал искать сигареты, которые от соблазна оставил в прихожей. Закуривать после секса — пошлейшая банальность, да и Аня не курит. — Злой, Аня, он такой же, как добрый, только честный…

— Ты сильно не любишь людей, Антон. Наверное, тебе есть, за что, — Аня тоже села на кровати, подтянув одеяло к подбородку. — Но ты очень сильный, Антон, и если я тебя полюблю, то быстро стану такой же. А я не хочу быть злой. Мне к форме носа не идет.

Мне очень хотелось проблеять что-нибудь жалобное, типа: «Я не такой! Да я изменюсь! Зато я люблю котят и тебя!» — но немыслимым усилием воли сдержался и не стал бессмысленно унижаться. Тем более что к котятам я равнодушен.

Пока у Анюты никого нет, у меня есть надежда. А когда она найдет своего доброго и прекрасного принца, я его тайно и жестоко убью. У нее будет повод порыдать на дружеском плече, а у меня снова появится шанс. Женщины в трауре мягчеют сердцем.

Шутка. Наверное.

А пока буду искать утешения в работе.

Трек закончился, и я схватился за микрофон, как за пистолет:

— Итак, в эфире снова программа «Антонов огонь»! Если бы не чертово тринадцатое июля, сегодня могло бы быть четырнадцатое апреля, по народному календарю «Марья — пустые щи». Женщины, умоляю, осваивайте кулинарное искусство! А то так и останетесь в истории, как эта Марья: «Ольга — жидкий чай», «Алёна — слипшиеся макароны», «Катерина — разваренные пельмени» или «Анна — оладьи-не-взошли». Представляете, как обидно будет? Итак, сегодня в нашей студии очаровательная гостья — Аэлита Крыскина! Она расскажет нам о том, как кулинарно поразить гостей, как доходчиво обратиться к мужчине через его желудок и каким ножом правильно разделать лобстера, если вам не повезет встретить его в темном переулке…

Чото запустил в студию женщину с фигурой фитнес-воблы и лицом до того пафосным, что некоторые принимали это за красоту. Заметная генетическая примесь последствий дружбы каких-то народов делала ее внешность, скорее, оригинальной, чем приятной, но ее талантом было умение себя подать, неотразимое, как стенобойная машина. Дама издавала глянцевый, как спинка таракана, журнал «Недоступное наслаждение». В медиатусовке ходили слухи о том, что оба этих слова не про нее — но такие слухи всегда о ком-нибудь ходят.

На самом деле, название, как и сам журнал, были федеральной франшизой, предназначенной для аккуратного выкачивания денег из жен региональных чиновников. Раньше на страницах издания клубился обманчивый брильянтовый дым сладкой столичной жизни, к которой можно было приобщиться через представленных там рекламодателей. Бренды и бутики, платья в жемчугах и туфли в блестках, вычурная мебель и пошлые драпировки — к моменту, когда провинциальная мадам наконец-то вырвется в столицу на шопинг, она должна быть соответственно подготовлена. В ожидании этого светлого часа ей предлагались местные услуги по подготовке к нему — маникюрщицы и визажисты, фитнес-тренеры с героическим торсом и выпуклым пахом, триминг для собачки и куафер для интимных мест. Мадам Крыскина продавала рекламные площади и изображала приобщенность к прекрасному. Теперь, когда столичные соблазны для Стрежева стали неактуальны, ей пришлось быстро искать новый формат.

При этом она имела каприз представляться журналисткой, и потому вела себя фамильярно и игриво, намекая на «профессиональную солидарность». К счастью, я уже не относил себя к журналистам, а то мог бы и обидеться.

Наша радиостанция была связана с ее журналом рекламным бартером. Они размещали наш модуль на половину полосы, а мы в перебивках крутили их ролик: скрип кровати, томный вздох и полный глубокого физиологического удовлетворения женский голос: «Журнал „Недоступное удовольствие“! Доступно только для вас!» В рамках этого бартера мы давали журнальным девицам эфир, где они, жеманясь, рассказывали всякую ерунду. В поисках нового формата Крыскина пустилась во все тяжкие и дошла до такого днища, как кулинарный раздел. Сомневаюсь, что она смогла бы приготовить яичницу, не ободрав маникюром тефлон со сковородки, но рассуждать о качестве потребления ей это не мешало. «Ведь вы этого достойны», «для тех, кто понимает», «умение выбирать лучшее» и прочие заклинания из арсенала дорогого маркетингового блядства сыпались из нее легко и непринужденно. Я не особо вслушивался, и не сразу понял, что хитренькая Аэлита пытается впарить через наш эфир незамысловатую рекламку ночного клуба «Граф ГолицынЪ», называемого в народе «Поручик Ржевский». Мол, именно там вы обретете то, чего достойны… Судя по репутации кабака, скорее всего, это будет триппер…