Елизавета Сагирова - Оазис

Я не отвечала и даже не поняла вопроса, до такой степени меня поразила её внешность — девушка буквально ослепляла.

— Я сейчас позову доктора, — поспешила сообщить прекрасная гостья. — Подожди минутку.

И она исчезла за дверью, будто её и не было. А может, и правда не было? Ведь таких на самом деле не существует. У людей не может быть белых волос: даже полностью седые, они выглядят скорее серыми. А ещё у тех, кто со светлыми волосами, ресницы тоже светлые, а никак не чёрные. И таких ярко-розовых блестящих губ не бывает тоже.

Я тревожно нахмурилась, вспомнив истории об ангелах, наделённых неземной красотой. Что, если я умерла, и эта девушка на самом деле ангел? Но ведь, если ангелы существуют, выходит, что существует и всё остальное, о чём нам рассказывали на уроках Слова Божьего? А тогда получается, что скоро мне крепко влетит и за сожжённую церковь, и за богохульные высказывания, которыми я так грешила последнее время.

Дверь снова приоткрылась, а я испуганно сжалась под одеялом, почти готовая увидеть входящего Создателя, собирающегося спросить с меня за все прегрешения. Но порог переступил молодой мужчина с аккуратной бородкой, в очках и в таком же белом халате, как у девушки-ангела. В общем, выглядевший совсем не так, как, наверное, должен выглядеть бог.

Но окончательно я уверилась в том, что ещё не прибыла на страшный суд, когда мужчина заговорил и я узнала этот голос. Тот самый, который услышала последним перед тем как уплыть по молочным рекам, тот, который сказал, что я сильная…

— Ну, наконец-то! — теперь голос был весёлым. — А я уже беспокоиться начал. Выспалась?

Обрадованная тем, что разборки с небесными силами откладываются на неопределённый срок, я собралась вежливо ответить, что да, выспалась, спасибо, но, едва приоткрыв рот, почувствовала, как что-то, прижатое к правой стороне лица, мешает говорить. Подняла руку, хотела потрогать щёку, но вместо кожи почувствовала под ладонью нечто твёрдое и шершавое.

— Тихо-тихо, — мужчина торопливо взял меня за кисть. — Повязку теребить не надо, всему своё время.

Что? Только теперь я осознала, что голова и шея у меня плотно перевязаны бинтами. А ещё… после осторожных движений руками и ногами под одеялом удалось обнаружить тугие повязки почти по всему телу. Я подняла вопросительный взгляд на мужчину, и он озабоченно спросил:

— Ты что же — ничего не помнишь? Тебя покусали собаки.

Собаки! Как наяву я увидела широкие чёрные морды в хлопьях пены, прижатые к голове уши, поблёскивающие в темноте глаза…

Ниточка воспоминаний была ухвачена, и я потянула за неё, разматывая весь клубок. Собаки… погоня… безымянный посёлок… бескрайние поля… поезд… лес… дорога… приют… пожар… Яринка!

Я дёрнулась, попробовала сесть, и по всему телу раскатилась тупая боль. Мужчина ухватил меня за плечи, вернул в лежачее положение.

— Куда?! Нельзя тебе пока вставать.

— Яринка! — я, наконец, сумела заговорить, но даже это причиняло боль. — Где Яринка?!

— Яринка? — мужчина нахмурился. — А, девочка, которая была с тобой? Рыжая?

— Да! — я всхлипнула.

— Да здесь она, успокойся. Вас привезли вместе.

Я обмякла. Самого страшного не случилось, мы с Яринкой не потерялись, остальное вторично. Поэтому я даже не сразу задалась вопросом: а куда нас привезли? Где я? Вместо этого сказала зачем-то:

— Тут хорошо…

Кажется, мужчина удивился. Его почти по-женски аккуратные брови приподнялись над дужками очков.

— Хорошо? Хм… согласен. Надеюсь только, что ты и в дальнейшем не изменишь своего мнения.

В дверь заглянула девушка, та самая, ангел. Мужчина обернулся к ней.

— Машута, приготовь-ка всё для перевязок. И скажи Ирэн, что девочка пришла в себя.

Ангел Машута кивнула и исчезла. А я сказала очередную глупость:

— Она такая красивая…

Мужчина неожиданно рассмеялся и осторожно потрепал меня по волосам.

— Красивая, конечно. И ты такая будешь.

Перевязка далась мне тяжело. И даже не потому, что было больно и очень стыдно от того, что, кроме бинтов, под одеялом на мне ничего не оказалось. Но мужчина снимал повязки одну за другой, и я снова и снова видела то, что оказывалось под ними — синюшная кожа и рваные раны с грубыми стежками неровных швов. Он, а это, несомненно, был доктор, делал всё ловко и привычно, с непроницаемым лицом. Красавица Машута помогала в этом, и я ловила на себе её жалеющие взгляды.

Последним было обработано моё лицо. Когда доктор осторожно снял с меня что-то вроде половинки маскарадной маски, закрывающей почти всю его правую часть, Машута тихонько охнула и прижала ладонь ко рту.