Елизавета Сагирова - Оазис

Я гуляла до вечера, обошла все пляжи, все улочки и лестницы, поднялась на обзорную площадку Айсберга, даже заглянула не причал, где не бывала с тех пор, как потеряла надежду на возвращение Ральфа. Не навестила только одно место — Русалкину яму, — но это я собиралась сделать позже. Под конец, уже вечером, заглянула в прибрежное кафе, где работала до своего дебюта, попила там кофе, поболтала с официантками и поварами. Глядя на меня, никто бы не заподозрил, что сегодняшнюю ночь мне предстоит провести с известным на острове садистом, одно только имя которого наводит ужас на местных девушек.

В домик я вернулась уже затемно: не хотелось заставлять нервничать Аллу, которую Ирэн сделала ответственной за мой сегодняшний визит к Ховрину. И которая не смогла сдержать вздоха облегчения при виде меня, за что ее, разумеется, нельзя было винить.

— Дайка, ты умница. А я уже начала беспокоиться, вдруг ты… — Алла не договорила, вместо этого виновато засуетилась, протянула мне лёгкий пакет. — Надень, пожалуйста, Ирэн передала. Пожелание гостя.

Я не сомневалась, что обнаружу в пакете что-то крайне непристойное, поэтому вид собственного отражения в зеркале, облачённого в коротюсенькое обтягивающее платье цвета спелой клубники и такие же яркие чулки-сеточки, меня не расстроил. Небольшое внутренне сопротивление вызвали только туфли с такими высокими и тонкими шпильками, что я невольно задумалась, как буду удерживать равновесие, встав на них. Но Алла успокоила меня:

— Ты можешь пойти хоть в тапочках, а эти просто взять с собой и обуть уже в Айсберге, перед тем как войти в номер.

Её идея мне очень понравилась: ведь, чтобы взять с собой туфли, понадобится сумка, а значит — одной возможной проблемой становится меньше.

Соседки, тоже собирающиеся на работу, не заговаривали со мной, не поднимали глаз и скользили мимо, как тени. Не думаю, что это было проявлением равнодушия: скорее, они избегали меня как напоминания о том, что каждую из них в любой момент может постигнуть та же участь.

Чтобы не действовать им на нервы и не оттягивать неизбежное, я закинула дурацкие туфли в свою пляжную сумку (здорово, что теперь не придётся объяснять, зачем она мне нужна), обула кроссовки и повернулась к замершей рядом Алле.

— Ирэн сказала — третий люкс, да? Это на последнем этаже? Я одна пойду, не надо меня провожать.

Алла приоткрыла рот, собираясь запротестовать, но я не дала ей такой возможности.

— Не бойся: если бы я хотела что-то с собой сделать, у меня на это был целый день!

— Но Ирэн…

— Ирэн ничего не узнает. Какая ей разница, припрусь я к Ховрину сама или с тобой? Главное, что припрусь.

Наверное, Алле тоже хотелось, чтобы я поскорее исчезла с её глаз и своим обречённым видом не напоминала о нашем незавидном положении, о нашей полной беспомощности и бесправии. Она поколебалась несколько секунд, а потом протянула на ладони две белые таблетки.

— Вот. Выпей сейчас. И просто потерпи до утра.

Откуда-то сбоку появилась до этого не замеченная мною Ася, молча подала стакан с водой. Я взяла его, закинула таблетки в рот, отпила воды и, подхватив сумку с туфлями, повернулась к дверям.

Алла что-то сказала мне вслед, Ася, кажется, опять начала всхлипывать, но я не остановилась и не обернулась. Торопливо сбежала с крыльца, свернула за угол и только здесь, наклонившись к земле, торопливо выплюнула на траву обе не проглоченные таблетки.

К ожидающему меня, надо полагать, с нетерпением Ховрину я заявилась на пятнадцать минут позже назначенного срока: пришлось дойти по темноте до Русалкиной ямы и только потом подняться к Айсбергу. Третий люкс оказался пентхаусом, занимающим половину этажа: мой нынешний хозяин явно любил жить на широкую ногу. Дверь была приглашающе приоткрыта, внутри надрывался телевизор, так что стучаться я не стала. Просто перешагнула порог и, как была, в мокрых кроссовках, с которых сыпался морской песок, прошла дальше, в приглушенные золотисто-бордовые тона роскошного номера.

Ховрин возлежал на огромном диване посреди такой же огромной гостиной, освещённой лишь мерцающим камином и яркими южными звёздами, заглядывающими сквозь стекло прозрачного потолка. Он выглядел умиротворённым, крайне довольным жизнью и на меня взглянул почти благосклонно.

— Ну, вот и ты, дикарочка, — молвил Ховрин после того, как мы вдоволь насмотрелись друг на друга. Он — с дивана, сквозь клубы сигарного дыма, я — от порога гостиной. — Видишь, как оно получилось? Бегала ты, бегала, а всё равно ко мне и прибежала. И где сейчас добрый дядя Доннел? А нету дяди Доннела, наигрался он с тобой. А я, как и обещал, тут как тут. Теперь моя очередь играть.