Питер Страуб - Фантастический Нью-Йорк - Истории из города, который никогда не спит [сборник, litres]

– Ты сам напросился.

– Мэйв.

– Если меня там не будет, шансы на продажу только возрастут.

– С чего ты взяла?

«Потому что, если я приду, то весь вечер проведу в туалете, где меня будет рвать от нервного напряжения», – подумала она.

– Если я не приду, то всем покажусь загадочной. Или даже уникальной. Прояви красноречие, говори им то, что они желают услышать, не беспокоясь о том, что я могу появиться, с головы до ног измазанная краской.

– Я ни разу не видел тебя измазанной с головы до ног. Да если и так – почти все художники рассеянны и эксцентричны. В этом твоя прелесть.

– Ты сам сказал, что мне нельзя быть рассеянной и эксцентричной, помнишь? Не в этой галерее, не тогда, когда за мои работы назначена такая цена.

– Наверное. Как бы то ни было, Мэйв, это твой вечер. Если хочешь прийти – приходи хоть в краске, хоть в чем.

– Брайан, поверь мне, я не хочу.

Хорошенько постаравшись, Суини мог предотвратить трансформацию из человека в птицу. Обычно он этим не занимался – рано или поздно превращение все равно случится, и за столько лет Суини уже свыкся со своими крыльями.

Но в этот раз ему хотелось увидеть картины. Всех тех птиц, которых Мэйв мазками своей кисти поселила в нью-йоркском небе.

Кроме того, он хотел предстать перед ней в облике и одежде обычного человека.

Но больше всего ему хотелось узнать, наполняла ли картины та же магия, что и страницы альбома. Узнать, сможет ли она нарисовать его свободным. Если его просьба исполнится, он перестанет быть обреченным на вечное одиночество существом в чужой шкуре, чье единственное утешение – одинокий полет. Он вновь станет человеком.

Сложность была в одном: пока Суини усилием воли удерживал себя от превращения, в его сознание все глубже проникало безумие. Чем дольше он боролся, чем больше стремился оставаться человеком, тем меньше человеческого оставалось в его мыслях.

Суини надел куртку, проверил, одинаковые ли на ней пуговицы, застегнута ли молния и не перепутаны ли ботинки. Затем он поймал такси и с надеждой на счастливый исход отправился на выставку.

В день открытия Мэйв не пришла в галерею. Она заглянула туда заранее, чтобы проверить, как висят картины, убедиться, что не случилось непредвиденных изменений, и лишний раз сказать Брайану, что вечером ждать ее не стоит.

– Поступай как знаешь, но если не хочешь меня расстраивать, хотя бы надень платье и пригласи домой подругу на бокал шампанского.

– Для тебя – все что угодно, – солгала Мэйв, широко улыбаясь и обнимая Брайана.

В момент открытия выставки Мэйв сидела за столом в дырявой футболке и поглощала паровые булочки. Бокал дорогого шампанского, присланного Брайаном, она все же выпила. Пришло сообщение от Эмилии из галереи: «Твои картины – просто супер! Горжусь тобой!». Что может быть лучше, чем разделить радость с подругой, пусть это и не совсем то, что предлагал Брайан?

Сейчас ей было странно даже думать о том, что эта выставка, которая по мнению Брайана могла стать поворотной в ее карьере, началась с видения о превратившейся в человека птице. Если Мэйв когда-нибудь спросят о том, где она черпала вдохновение, рассказывать об этом она уж точно не станет.

Она уже давно не видела птицу – и, к своей радости, голого мужчину тоже. Некоторые странности этого города лучше и не пытаться обосновать. Чем больше знаешь, тем меньше волшебства остается вокруг, а Мэйв хотелось видеть больше волшебства в своей жизни. Оно компенсировало все неудобства и разочарования повседневной жизни.

Освещение было слишком ярким, людей – слишком много. Прикусив щеки изнутри, Суини вошел в галерею, словно шагая по стеклу.

Картины. Он решил, что они показались бы ему красивыми, если бы у него получилось спокойно стоять и внимательно их рассмотреть. Но он ходил кругами по галерее, и видел на месте полотен лишь размытые пятна. Ему было невыносимо жарко, тесно в собственной коже, и его сердце трепыхалось, как у птицы.

Суини сжал кулаки, впившись ногтями в ладони, и отдышался.

Так-то лучше.

Теперь он чувствовал себя практически нормальным человеком.

Он медленно обошел зал, тратя достаточно времени, чтобы рассмотреть каждую картину.

Перья под кожей зудели и рвались на поверхность.

Наконец он увидел себя.

В центре полотна, с рвущимися из-под кожи перьями, но с видом не безумным, а возвышенным.

У Суини вырвался громкий вздох.

– Впечатляющая работа, не правда ли?

Суини обернулся на подошедшего к нему человека, который, судя по всему, не догадался, что стоящий перед ним мужчина – тот же самый, что изображен на картине.