Питер Страуб - Фантастический Нью-Йорк - Истории из города, который никогда не спит [сборник, litres]

Быть может, это – связующее звено, которого не хватало ее серии картин.

Фантастические птицы, словно сошедшие со страниц сказок и средневековых бестиариев, пернатые беглецы из легенд и мифов, затерянные в современном городе, который отвергает их существование.

Да, это она и нарисует. Если получится, эта серия работ выйдет воистину впечатляющей.

Мэйв уселась за компьютер и разыскала множество изображений гарпий, василисков, фениксов и жар-птиц. Как вышло, что существует столько историй о мертвых мстительных женщинах, возвращающихся в наш мир в облике призрачных птиц, но при этом ни одной о мужчинах? Не то чтобы Мэйв считала, что видела привидение, и уж точно не пыталась обосновать появление человека-птицы псевдонаучным гаданием по книгам, но найти ответ было бы неплохо.

«Можно подумать, ответ тебя успокоит, – подумала она. – Чем призрачная птица на Манхэттене лучше, чем голый мужик-оборотень? Что одно, что другое – галлюцинация».

Мэйв покачала головой. Нет, это не было галлюцинацией. Фотография в телефоне не оставляла никаких сомнений. Почему она решила, что лучше считать себя сумасшедшей, чем признать, что видела нечто невероятное? Мэйв не знала.

Распечатав изображения всех невиданных прежде птиц, чтобы использовать их в качестве справочного материала, Мэйв развесила их по стенам.

Вначале, когда раны, нанесенные проклятием, еще кровоточили, и Суини не мог вернуться к человеческому облику, он летал за Эран, которая была его женой до того, как он стал птицей. Она была его путеводной звездой.

Эран любила Суини, и первое время стремилась разрушить колдовские чары. Не произнося ни слова, плела она одежды из крапивы и бросала их на Суини словно сети, в надежде, что этот плод молчания и боли превратит птицу обратно в человека. Пусть даже на память об ошибках прошлого одна его рука навсегда осталась безупречным крылом, этого было бы достаточно. Более того, это был бы хоть какой-то покой, какой-то отдых от постоянных непредсказуемых перемен, в которых, как Суини выяснил, была настоящая суть проклятия.

Когда это не сработало, она заказала себе пару железных башмаков и исходила в них всю Ирландию, пытаясь их стоптать, но она уже находилась на запад от луны и на восток от солнца, душой всегда в тридесятом царстве, а в таких местах железные башмаки не изнашиваются.

Эран сплела солому в золото, а золото сплела в гибкую нить, которую зашила в платье, что было прекраснее солнца, луны и звезд. Она превратила свернувшееся молоко в свежее и вернула из мертвых корову, что стала давать его, не нуждаясь в пище и воде. Если чудеса, ритуалы или заговоры давали надежду на снятия с Суини проклятия, Эран их пробовала.

Пока не настал день, когда она перестала.

– Суини, у жены есть много обязанностей, но снимать с мужа проклятие, особенно когда он сам возложил его на себя – это бремя, которое она не должна нести.

Больше Эран не сказала ему ни слова. Мысленно обращаясь к тем временам, Суини понимал ее правоту. Но с высоты безмолвных небес он жалел, что она не стала его спасительницей.

– Что ж, они действительно не похожи на твои прежние работы, – сказал Брайан, обходя картины.

– Если «не похожи» означает «ужасны», то так и скажи. Я слишком устала, чтобы расшифровывать твои эвфемизмы.

Мэйв закончила лишь одно полотно – то, что с превращающимся мужчиной – и сделала наброски еще двух: феникса, возрождающегося из пылающего горизонта, и гарпии, защищающей женщину от опасности.

– Мрачновато, но сильно, – Брайан расхаживал туда-сюда перед полотном. – Хорошие работы. У меня на примете уже есть пара галерей, куда их могут принять. Я немедленно туда позвоню. Ты обязательно должна будешь присутствовать на открытии выставки.

– Нет, – ответила Мэйв. – Ни за что. И речи быть не может.

– Послушай, фишка с «художницей-затворницей» прокатывала, пока твои работы не пользовались большой популярностью, но за эти мы можем выручить кучу денег! Люди, готовые раскошелиться на картины, не покупают простые декорации для стен, они покупают историю, которая в них заложена.

Мэйв была уверена, что никто в здравом уме не захочет купить историю о художнице, которую на открытии собственной выставки охватила паническая атака. Хотя нет, кто-нибудь наверняка захочет. Она просто не хотела расставаться с картинами.

– Вот и расскажи им историю о том, что я живу отшельницей. Развожу цыплят. Сумасшедших одиноких кошатниц кругом пруд пруди, а я буду сумасшедшей одинокой птичницей. Наплети им что угодно. Но я не общаюсь с людьми, что покупают мои работы, и на открытия выставок не хожу.