Николай Гуданец - Кривоград, или часы, по которым кремлёвские сверяют [журнальный вариант]

— Ну, хлопнем, что ли, — предложил он, закончив свои манипуляции. — За Рождество, за встречу, за удачу.

— Вы знаете, вообще-то… — засмущался я. — Мне пить нельзя. Врачи не велят.

— Язва, что ли?

— Да как вам сказать…

— Всех врачей посылай нафуй, — приказал Утятьев. — У меня один друг за две недели язву вылечил. Спиртом. Давай-давай, а то обижусь.

Я не смог более отнекиваться. После больницы я, кажется, сильно переменился, не могу никому ни в чем не уступить. Понимаете, это ведь просто невозможно — не уступить человеку, если он настаивает.

Ну вот. Жидкая молния пронзила мой пищевод, и туман прильнул к самым глазам. Утятьев крякнул и закусил гарнирной капустой марганцовочного цвета.

— Хороша, да? — спросил он. — Моя фирменная, сучок марки Дед Мороз.

Опять я ничегошеньки не понял, но на всякий случай кивнул.

— Так что, друг? — интимно и общечеловечно произнес Утятьев. — Поехали к нам, в Кривоград?

— Да я бы с удовольствием… Только вот, понимаете, а как же Продовольственная программа? Ее же решать надо, — туман уже просочился в голову, и я рассуждал сбивчиво. — Вы только посмотрите, какие всюду очереди и еще без очереди, и с черного хода… Нам бы накормить для начала, ну там, героев, инвалидов и депутатов… кавалеров трех степеней… им же обидно, если можно без очереди, а всё равно купить нечего… в конце концов, они же всё не съедят, другим тоже останется, кому голяшка, кому рулька… А я бы мог бычков взять… на аренду. Вот, как эти… архангельский мужик и еще один… из Белоруссии, кажется; бывший алкоголик, я по телевизору видел… А страна большая, они ж вдвоем не справятся, у нас же одних депутатов вон сколько и еще герои труда… А если я возьму подряд, и кто-нибудь другой тоже… Уже четверо, понимаете?

Пока я разглагольствовал, Утятьев наполнил фужер и сунул мне в руку.

— Хороший ты парень, Лева, — произнес он. — И в жисти нифуя не понимаешь, одно слово, физик. Давай-ка вмажем, и я тебе все объясню, как на духу.

Жидкая молния, туман и стеклянное море, смешанное с огнем; я забыл обо всем на свете, даже об очереди, исполненной укоризненных очей. Утятьев объяснял.

— Этот самый подряд — сплошная фухня. Не для того мы, Лева, кровь проливали, чтоб себе на голову буржуев плодить. У нас с ними всё просто, им Кирпичов, эт секретарь наш, ни дыхнуть, ни пернуть не дает. Хошь аренду? Бери, сука, наживайся на всенародной беде. Только технику тебе — фиг, корма — хрен с маслом. Сам крутись, доставай, покупай, подмазывай. Никто с тобой нянчиться не будет. Может, кое-где с ними и возятся, так, для показухи. Условия создают. А у нас очень строго. Хошь жить по волчьим законам частного предпринимательства? На, живи. Сам сбежишь через месяц. Брось, Лева, не пори фухню. Пропадешь вместе с бычками, как фриц под Сталинградом.

Я пригорюнился. Умом я понимал, что Утятьев прав, он зрелый человек и знает жизнь. Но сердцу никак не верилось.

— Может, это у вас — так, — предположил я. — Может, в Шарыгино по-другому…

— Да пойми ж ты, чудак-человек, — горячо втолковывал он. — Ежли где и завелся какой ни на есть арендатор, так только потому, что линия такая. Ясно тебе? Ли-ни-я, усёк?

— Да, — кивнул я. — Это… сейчас вспомню… кривая, в каждой точке у которой — перегиб.

— Во-во. Надо, чтоб каждую неделю из райкома звонили и стружку снимали. Мол, сколько у тебя арендаторов, сукин ты сын, и как ты о них заботишься, блядь такая. Тогда будут крутиться, упираться рогом, терпеть этих рвачей на своей трудовой шее. А ну как райкому надоест звонить? Или переменится линия? И всё, звездец. Вон у нас, в республике, ведь ни одного арендатора нету. А почему? Очень просто. Указание дано, партийным органам в это дело не соваться вообще. Ну и звездец. Кто тебе корма даст, если их не хватает, для себя не хватает, факт! Отыскался, правда, один отчаянный, взял сотню телков и бился как рыба об лед. Так ему соседи красного петуха подпустили, а когда попробовал он тушить, рыло начистили. До сих пор он все жалуется и лечится, а толку никакого. Брось, Лева. Давай-ка лучше дербалызнем за нашу встречу.

Дербалызнули.

До чего странно, до чего чудесно устроена жизнь. Наивный слепец, я чуть не вверг себя в огненное и серное озеро арендного подряда. И явился Утятьев, лицом подобный Альфеге, и спас меня, и ускоренно перестроил, и дал звезду утреннюю — вакантное место в городской Службе точного времени.

— Так вы говорите, Кировоград? — уточнил я. — Это, кажется, на Урале?

— Не, ты не путай. Кировоград на Украине, а на Урале Кировград. Потом еще есть три Кирова и шесть Кировсков. Это всё не то, — предостерег меня Утятьев. — Я тебе говорю: Кри-во-град, понял-нет? Столица Кривичской АССР.