Джеймс Баллард - Привет, Америка!

– Золото, Уэйн, оно повсюду! Проснись, глянь на этот сверкающий песок! Улицы Америки усыпаны золотом!

Позже, когда «Аполлон» причалил к заброшенному пирсу Кунард в южной части Манхэттена, Уэйн с усмешкой вспомнил, с каким взволнованным видом Макнэр, главный механик, ворвался в парусную каюту. Он бурно жестикулировал, борода светилась, как яркий фонарь.

– Уэйн, вот оно – все то, о чем мы мечтали! Взгляни хоть одним глазком!

Макнэр едва не вытряхнул его из гамака, но Уэйн уцепился за металлический потолок и пристально посмотрел на бороду механика, которая приобрела пламенный оттенок. Каюту наполнило жутковатое медное свечение, золотистым покрывалом окутывая Уэйна. Они словно попали в самый эпицентр радиоактивного урагана.

– Макнэр, стой! Сходи к доктору Риччи! Вдруг ты…

Но Макнэр уже побежал оповещать остальных членов экипажа. Его крики теперь доносились из угольного бункера, наверняка он перепугал там рабочих. После ночной вахты, что закончилась в восемь утра, Уэйн проспал весь день, а «Аполлон» тем временем встал на якорь в километре от побережья Бруклина – видимо, чтобы профессор Саммерс и другие ученые проверили атмосферу. Теперь они были готовы войти в нью-йоркскую гавань и наконец-то ступить на берег – впервые с начала плавания.

Скрипнули и запыхтели лебедки, якорные цепи заскребли по обшивке. Уэйн слез с гамака и быстро оделся. Треснутое зеркало на двери показало золотистое лицо и испуганные глаза под крышей из соломенных волос, как у растрепанного ангелочка. Когда Уэйн вышел на палубу, дымоход выплюнул облачко сажи, а сияющий передний парус будто покрылся сотнями светлячков. У перил толпились члены экипажа и пассажиры, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, пока древние двигатели «Аполлона», явно выдохшиеся за семь недель плавания из Плимута через Атлантический океан, с трудом вели корабль по спокойным прибрежным водам.

Злой на самого себя – волнение охватило и его, – Уэйн вглядывался в манящий берег Бруклина, берег безмолвных причалов и складов. Вечернее солнце повисло над пустынными улицами Манхэттена, добавляя острову блеска. На мгновение Уэйну показалось, что все эти давно затихшие авеню и автострады облачились в драгоценные наряды специально к его прибытию.

Остался позади огромный висячий мост Верразано-Нарроус – Уэйн знал его по старым слайдам из библиотеки Географического общества в Дублине. Он часами разглядывал тысячи снимков Америки, но не был готов к такому размаху и необычной форме моста. Заброшенная на целый век, эта конструкция непостижимым образом стала еще величественнее. Многие из вертикальных тросов обломились, а в общем и целом медное сооружение, заржавевшее и покрытое зелеными пятнами, напоминало опрокинутую арфу, играющую свою последнюю песню равнодушному морю.

Уэйн никак не мог осознать, что приближается к тому самому Манхэттену, фотографии которого он мечтательно разглядывал в темноте проекционного зала библиотеки. Лучи закатного солнца прорезали пространство между башнями. Даже с расстояния в пять километров было видно, как сияют бронзой стеклянные стены гигантских строений, словно улицы под ними усыпаны золотыми слитками. Вон виднеется Эмпайр-Стейт-билдинг, почтенный старейшина города, а вон там башни-близнецы Всемирного торгового центра и двухсотэтажная башня ОПЕК, возвышающаяся над Уолл-стрит, – ее неоновая вывеска указывает в сторону Мекки. Вместе эти здания составляли до боли знакомый силуэт.

Из машинного отделения снова донеслись вопли Макнэра.

– Какие лопаты! – кричал он истопникам. – Нужно что-нибудь посерьезнее, там глубина – сантиметров пятнадцать, как будто принесло с самих Аппалачей!

Макнэр заразил его своим волнением, и Уэйн усмехнулся, глядя на золотой берег. Хотя Макнэру было всего двадцать пять («Лишь на четыре года старше меня», – подумал Уэйн), он любил изображать из себя пресыщенного жизнью знатока, особенно когда показывал людям свое жуткое машинное отделение с паровыми котлами, непонятными поршнями и соединительными рычагами, прямо как из девятнадцатого века. Однако Макнэр и правда отлично справлялся с работой и мог починить что угодно. Дай ему точку опоры, и он сдвинет с места Землю, а уж «Аполлон» тем более. Эдисон и Генри Форд могли бы им гордиться.

Несмотря на все свои странности, именно Макнэр первым подружился с юным Уэйном, который тайком залез на корабль и спрятался под брезентовым тентом на капитанской гичке – там на второй день плавания продрогшего безбилетника и обнаружил доктор Риччи. Именно Макнэр вступился за него и уговорил капитана Штайнера переместить гамак Уэйна из сырой судомойни за камбузом в тепло темной парусной каюты. Возможно, в решительном желании Уэйна добраться до Соединенных Штатов Макнэр узнал себя, ведь он тоже жаждал покинуть утомленную Европу, залитую мерцанием свечей, ему тоже надоела жизнь с продуктами по карточкам, лишенная шансов на какое-либо улучшение.