Роберт Хайнлайн - Достаточно времени для любви, или Жизнь Лазаруса Лонга

(У меня на это ушло куда больше времени, дорогая. Мне бы следовало тоже воспользоваться твоим бесхитростным методом. Но я наказывал себя за идиотское поведение. Какой я был дурак, дорогая, — ведь любить никогда не глупо. Но я не видел, каким образом мы можем проявить нашу любовь.)

— Как жаль, что меня не было с тобой, дорогая. Всего в какой-то миле от тебя я страдал от этой же боли и думал о тебе.

— Теодор, я надеялась, что ты чувствуешь то же, что и я. Ты был нужен мне, и я хотела, чтобы ты испытывал то же чувство. И мне ничего не оставалось, как закрыть дверь и заняться этим, думая о тебе. Рядом была только Этель в колыбельке, но она еще слишком мала, чтобы что-то замечать. Ой! Я потеряла тебя, дорогой!

— Ты потеряла не меня, а лишь презренную часть моей взыгравшей плоти. Скоро она вновь обретет должное положение: ведь ты обещала дать мне вторую возможность. Изменим позицию? Подушку под плечо? Налево или направо? Мне бы не следовало лежать на тебе так долго, но я не хотел шевелиться.

— И я не хотела — пока могла удержать часть тебя в себе. Ты не слишком тяжел, а у меня широкие бедра… Вы, сэр, позволяете женщине вздохнуть. Хочешь, ляжем на бок? На какой?

— Тебе так нравится?

— Как тебе удобно. Ох, Теодор, мне кажется, что я любила тебя давным-давно и ты вновь возвратился ко мне.

(Лучше не трогать эту тему, мама Морин.)

— Я буду любить тебя вечно, моя дорогая.

<���Опущено>

…и сказал прямо, что не женится на ней, если она будет против его вступления в армию.

— И что же ответила ему Нэнси?

— Сказала, что рассчитывала услышать такой ответ, а потому намеревается во что бы то ни стало забеременеть, чтобы они могли провести несколько дней медового месяца, прежде чем он отправится служить. Нэнси обожает военных, как и ее мать. Ночью она пришла ко мне в спальню и рассказала обо всем, поплакала, но не очень горько, поскольку все-таки «вскочила на пушку».

Потом мы поплакали вдвоем — от радости. И я все объяснила Брайану и Везерелам. У Нэнси вовремя не начались месячные — а это было месяц назад, — и венчание будет завтра или послезавтра.

<���Опущено>.

— Дорогая, я бы хотел увидеть тебя.

— О, дорогой. Лучше не включать лампу, Теодор. Эти шторы не очень плотные, да и из-под двери будет выбиваться свет. А вдруг отец спустится?

— Хорошо, Морин. Я не стану просить. Мне не хочется, чтобы ты рисковала. К тому же я отлично «вижу» тебя кончиками пальцев, а они у меня очень чувствительные.

— Они стекают по моим ребрам как растопленный зефир. Теодор, когда откроешь мой подарок, пожалуйста, будь осторожен. Никому его не показывай. Там не только пара подвязок.

— Я уже открыл его.

— Тогда ты видел, какая я.

— Неужели эта прекрасная девушка действительно ты?

— Не дразнись, Брайан велел мне смотреть прямо в камеру.

— Дорогая, если ты не любишь смотреть вниз, то мужчины не любят смотреть вверх. Особенно я. Особенно когда вижу фотографию прекрасной обнаженной женщины.

— Обнаженной! Да это моя лучшая шляпка!

— Морин, из всех фотографий, что когда-либо попадали мне в руки, эта — самая очаровательная. Я всегда буду хранить ее.

— Так-то лучше. Конечно, трудно поверить, но слышать приятно. А ты развернул маленькую бумажку?

— С детским локоном? Ты его у Мэри срезала?

— Теодор, я привыкла, что меня дразнят. Ты все больше и больше напоминаешь мне Брайана. Но когда он забывается, я кусаю его — куда попало. Могу и сюда.

— Ой, не надо!

— Тогда скажи, чей это локон.

— Он вырос на твоем цветке, моя очаровательная, и я буду носить его возле сердца. Поэтому-то я и хотел тебя видеть. Ты отхватила такой локон, что Брайан может заметить пропажу и спросить, куда он делся.

— Скажу, что отдала мороженщику.

— Он не поверит и поймет, что с тобой произошло новое приключение, о котором надо рассказать.

— И потому не станет требовать, чтобы я выложила все немедленно, а просто переменит тему разговора. Но мне хочется рассказать ему все прямо сейчас. Я мечтаю остаться с вами обоими, под открытым небом, днем… Эта мысль не дает мне покоя. Милый, там на комоде свеча… Я не люблю электрического света. А свечка горит так тускло, что я не буду нервничать. Можешь смотреть на меня при свече, если хочешь…

— Да, дорогая! А где спички?

— Давай-ка лучше я сама зажгу. Я отыщу в темноте все, что нужно. А можно мне тоже посмотреть на тебя?

— Конечно. Какой контраст: красавица и чудовище.

Она хихикнула и поцеловала его в ухо.