Говоря это, он вывел меня с поля на мощеную дорогу, идущую через прибрежный луг. Свернув затем влево, на тропинку, среди колышущейся травы, которая была очень густа и высока, мы вышли к реке, повыше запруды и мельницы. Там мы великолепно выкупались в заводи над плотиной, где река благодаря запруде была гораздо шире, чем в других местах.
– Теперь нам в самую пору пообедать, – сказал Дик, когда мы, одевшись, шли опять среди трав, – и, конечно, обед в честь сенокоса самый веселый из всех веселых обедов в году, не исключая праздника жатвы: тогда дни идут уже на убыль, и за всем весельем чувствуешь приближение сумрачных дней. На полях одно жниво, сады опустели, а весна еще так далека, что не приходится и мечтать о ней. Тогда, осенью, человек начинает верить, что существует смерть.
– Как странно вы говорите, – сказал я, – о таком постоянном и закономерном явлении, как чередование времен года!
Действительно, эти люди были в таких вопросах словно дети и испытывали, казалось мне, преувеличенный интерес к погоде, к ясному дню, к темной, сверкающей звездами ночи.
– Странно? – переспросил он. – Странно сочувствовать природе, ее радостям и печалям?
– Во всяком случае, – сказал я, – если вы смотрите на смену времен года, как на прекрасную и интересную драму, то, я думаю, вы должны были бы любить и зиму с ее заботами и горестями, наряду с чудным летним великолепием.
– А разве нет? – горячо ответил Дик – Только я не могу относиться к ней так, как если бы я сидел в театре и смотрел пьесу, не принимая в ней никакого личного участия. – Он добродушно улыбнулся и продолжал: – Трудно такому неначитанному человеку, как я, толково объяснить свои мысли, как сделала бы это замечательная девушка Эллен. Но я считаю себя частицей мира и ощущаю общее страдание, как и общую радость. Мир существует не только для того, чтобы я мог есть, пить и спать: я сам вношу свою долю в его жизнь.
Как и Эллен, Дик по-своему ощущал ту же странную любовь к земле, что была свойственна лишь немногим людям в дни, которые я помнил. В те дни среди мыслящих людей преобладало раздраженное и неприязненное отношение к драматическому круговороту времен, к жизни земли и к зависимости от нее человека. В то время считалось поэтичным и утонченным смотреть на жизнь, как на нечто такое, что нужно терпеть, а не как на источник наслаждения.
Так я раздумывал, как вдруг смех Дика вернул меня в луга Оксфордшира.
– Одно мне кажется странным, – сказал он. – Почему я должен беспокоиться о зиме и ее скудости среди изобилия лета? Если бы это не случалось со мной раньше, я подумал бы, что это дело ваших рук, гость, что вы опутали меня злыми чарами. Но это только шутка, – поспешил он добавить, – не принимай те моих слов близко к сердцу.
– Хорошо, не буду, – сказал я, но почувствовал себя от его слов как-то неловко.
Мы вышли на мощеную дорогу, но не пошли по ней к дому, а направились по тропинке вдоль пшеничного поля, уже начинавшего цвести.
– Разве мы обедаем не в доме или в саду? – спросил я – Где же мы в таком случае соберемся? Я вижу кругом лишь маленькие домики.
– Да, – сказал Дик, – в этих краях дома очень малы. Здесь сохранилось так много небольших старинных домов, что люди охотно селятся в них, особенно если эти дома стоят не скученно. Что же касается нашего обеда, то мы будем пировать в церкви. Вы наш гость, и я жалею, что она не так обширна и красива, как в старом римском городе к западу или в лесном городе к северу [78] Он, очевидно, подразумевал Сайренсестер и Барфорд. (Прим. авт.)
.
Все же она вместит нас всех. Это здание не велико, но по-своему красиво.
Обед в церкви! Это было что-то новое для меня, и я подумал о средневековых церковных трапезах, но ничего не сказал. Тем временем мы вышли на дорогу, проходившую по селению. Дик огляделся и, увидев две-три группы отставших, сказал мне:
– Кажется, мы немного запоздали. Почти все уже пришли и, наверно, ожидают вас, как самого почетного гостя, прибывшего из такой дали.
Он пошел быстрее, и я едва поспевал за ним. Мы свернули в короткую липовую аллею, которая привела нас прямо к церковному порталу. Из открытых дверей доносились смех и гул веселых голосов.
– Да, – сказал Дик, – во всяком случае, тут самое прохладное место в этот жаркий вечер. Войдем! Вам будут рады.
Действительно, несмотря на купанье, вечер казался мне знойным и более душным, чем обычно.
Мы вошли в церковь, небольшое простое здание с алтарем, одним приделом, отделенным от главного нефа тремя круглыми арками и довольно большим для такого маленького здания поперечным нефом. Старинные окна четырнадцатого века были большей частью изящного оксфордского образца.
Читать дальше