Сергей Кузнецов - Живые и взрослые [трилогия]

Лёва переводит дыхание и продолжает:

– Я знаю, Майя вам очень помогла, и Вольфин, и Майк, и Шурка, и даже Лёля. Но если бы не вы трое – ничего бы не было. Поэтому давайте поклянемся сохранить нашу дружбу, что бы ни случилось!

Да, думает Марина, похоже, не вышло тоста.

– Все-таки, Лёва, ты дурак, – говорит Гоша. – Зачем нам клясться? Можно подумать, без клятвы мы можем так вот взять – и потерять нашу дружбу.

Ника смеется:

– Жалко тебе, что ли? Считай, что мы четыре мушкетера. – И, подняв руку, она первая говорит: – Клянусь! – а следом за ней клянутся Гоша, Марина и Лёва.

Они еще долго сидят, перешучиваются, болтают о всякой ерунде, хвалят Левино италийское, а когда оно кончается, Гоша достает другую бутылку, на этот раз обычного, живого вина, тоже очень хорошего. Марина смотрит, как заходящее солнце подсвечивает низкие тучи, смотрит на город, где прошло ее детство, где она встретила друзей и любимого, смотрит и вспоминает, как маленькой девочкой верила, что живет в самом лучшем городе на свете. Этот город был пронизан ложью, но разве та вера была неправдой? Марине всегда было здесь хорошо: чистый белый снег, свежая зелень весны, яркое летнее солнце, красные и желтые листья… широкие улицы и проспекты, пять высоток по концам воображаемой звезды, просторные вестибюли метро, синие с серебром праздничные флаги.

И Марина пронзительно понимает: всего этого скоро не будет. Этот мир, мир, каким его знали, умирает на глазах, разваливается, рассыпается… растворяется, как вечерний город, тающий в закатных сумерках.

Когда-то давно мы были детьми, думает Марина. Мы жили в привычном мире, почти таком же неизменном, как мертвые миры Заграничья. Мы знали, что вырастем, станем взрослыми, заведем семью и детей, в конце концов состаримся и уйдем на ту сторону Границы, но этот мир, наш мир… мы верили, что оставим его своим детям таким же неизменным. А теперь я выросла и узнала: мир обречен меняться.

Наверное, быть к этому готовой – это и значить повзрослеть.

Лёва обнимает ее, и тут город перед ними вспыхивает тысячами огней – это включили фонари.

– Ух ты! – говорит Гоша, и даже Ника взволнованно хватает Марину за руку.

Так они и сидят, прижавшись друг к другу, над закатным городом, у постамента позабытого памятника, четверо друзей, самые близкие люди на земле.