Егор Радов: Змеесос [litres]

– По-моему, это бездарно, – сказал Иаковлев. – Последняя фраза вообще не выстроена. Вы все сказали или хотите еще что-то добавить напоследок?

– Да в общем… – начал человек, но Иаковлев перебил:

– Регламент! Освободите трибуну!

Человек вздохнул, грустно посмотрел в потолок, сложил пополам лист со своим творением и ушел в неизвестность.

– Вот так вот! – крикнул Иаковлев и повернулся в сторону сидящего слева Лао, который тихо спал и видел сон про то, как он совершает половой акт со своей женой. Иаковлев наклонился и ущипнул его. Лао вздрогнул и открыл глаза.

– Товарищ Дун, нельзя спать, корреспонденты! – зашептал Иаковлев.

– Угу, – кивнул Лао и икнул.

– Продолжаем, судари и сударыни! Я вам сейчас расскажу о том, что же случилось с нами.

Иаковлев поправил пиджак и выпалил:

– Он ушел от нас!

– Кто?!! – зашумело все вокруг.

– Он!!! Я даже знаю его имя… Его душа, его бессмертная часть, его, если хотите, чувство «я» принадлежит нам, и только нам! И оно нам не досталось! Я правильно излагаю?

Лао печально кивнул.

– Так вот. Как известно, нам, чтобы поддерживать бытие, необходимо иметь в наличии все сущности, все изначальные его монады, которые могут быть воплощены в живых существах. Ведь больше нет ничего! Остается только Ничто, и теперь получается, что этот субъект полностью исчез? Мне страшно за нас, товарищи. Так всему миру может прийти крышка. Надо что-то делать. Я правильно излагаю?

Лао радостно кивнул.

– Так вот. Я хочу спросить – где он? Почему он не с нами? Почему он не вошел в нашу вездесущность?! Ведь вы же знаете, что мы едины в двух лицах, что мы – это вы, а вы – это мы, и мы все вместе?!! Вы же знаете, что мы только сейчас распались на все, чтобы не было так скучно? И куда теперь подевался этот болван?! Его как будто орел склевал. Не понимаю. Я правильно излагаю?

Лао бесстрастно кивнул.

– Так вот. Пора заканчивать. Надо нам всем помозговать и придумать план действий. Конечно, все это – развлечения, но какая разница? Надо достать эту дурацкую душу во что бы то ни стало! У вас есть соображения?

– Есть! – крикнул Некрасов и встал с места. – Во-первых, перестаньте паясничать. А во-вторых, никакие вы не боги, а просто козлы.

«А в самом деле, – подумал Лао, – не лучше ль быть козлом? Трава, деревня, молоко, березы».

И немедленно заблеял, обрастая шерстью. Деревня расцветала вокруг пылкой иллюзией деревянного уюта, набрякшего везде, словно роса поутру. Мятная трава шелестела повсюду сырной тайной свежих чудес. Четвероногое состояние дышало комфортом, молодостью и величием предстоящего пути. Все было так хорошо.

Но пришел хозяин и кривым ятаганом разрезал шерстяную шею новоявленного козла. Мир требовал жертв, и животное тихо скончалось в хлеву. Лао порадовался возвращению в эмпиреи. Яковлев ждал его, все ждали его. Семен умер.

Миша Оно проснулся утром в своей комнате, на стенах которой сияло отраженное солнце. Он был рожден, как и прочие, с маленькой красной звездочкой на левом виске, ибо высшие силы заботились о сохранении его изначальной сущности в веках и давали ему шанс стать великим в каком-нибудь уровне бытия. Он существовал сейчас как юный струльдбруг и смотрел на свой облик в зеркале с заинтересованным видом субъекта, постигающего суть.

Миша плевал с балкона вниз, помнил детство, ушедшее к праотцам, и с надеждой осматривал незыблемый, словно мировая культура, мир, расположенный вокруг и внутри, который, будто просящая пищу собачка, жаждал творца и тайн.

Миша икнул и захотел кофе. Кофе возникал в специальном медном сосуде, дрожа дымом пещерных костров и капельным блеском нежащихся рыб. Кофейный сосуд стоял на плите, готовый родить из себя жидкий напиток, обладающий именем. Миша читал литературу с серьезными проблемами, не имеющими никакого отношения к реальности, которая нагло сияла за окном. Ему грезились девочки, полюбившие его душу. Он вспоминал любовные похождения, и физическая эйфория, возникающая от воспоминаний, заставляла его чувствовать приятное счастье.

Вчера или год назад он помнил.

Он взял девушку за ручку, и они взмыли куда-то вверх, словно земные твари, рожденные летать; ступени домов мелькали повсюду глубинными кошачьими глазами; предвкушая зарождение содружества, Миша и девушка щебетали, как полевые птички на пути назад-в-рай, девушка распахивала пальто, превращаясь в дельтаплан, летящий вдаль; Миша выставлял свой локоть, чтобы любовь цеплялась за него, и пролонгированный поцелуй ласкал их объединенный язык, когда девушка была совсем рядом.