Хейли Баркер - Шоу непокорных

Из-за нас Алиса находится в опасности. Джек говорит, что она ни в чем не винит нас, что, находясь в рядах Сопротивления, они оба всегда знали, чем это может для них закончиться.

Он думает, что Алиса вскоре сможет вернуться домой. По его словам, людей, поддерживающих Отбросов, стало настолько много, что мы стоим на пороге нового мира, в котором все снова будут жить как равные. На следующей неделе состоятся выборы, и впервые в истории страны в них будет участвовать кандидат, выражающий интересы Отбросов. Джек говорит, что у него, точнее, у нее, хорошие шансы на победу, что она обязательно одержит верх, и когда это случится, Алиса сможет вернуться, да и нас тоже непременно помилуют.

Я бы не прочь разделить с ним эту уверенность, но не могу. Мир слишком жесток, чтобы перемены стали реальностью.

До меня доносятся слова Джека, и его голос звучит непривычно сурово:

— Не смей подвести Бена сейчас, Хоши! Ты знаешь, чем мы можем его поддержать?

Я отрицательно качаю головой.

— Тем, что мы продолжаем бороться, вот как! Мы, как и всегда, будем дальше бороться за наши жизни.

Я в упор смотрю на него, перевожу взгляд на маленькую светловолосую девчушку позади нас, которая прижимает к себе обезьянку. Затем снова смотрю на Бена. Он поднимает свободную руку и машет мне.

Я поднимаю руку ему в ответ. И одними губами произношу те же слова, которые повторяла все эти месяцы. Я люблю тебя. Он беззвучно вторит мне.

— Пойдем, — говорит Джек. — Надо поскорее выбираться отсюда.

Чувствуя взгляды сотни полицейских, мы медленно уходим — Джек, Грета и я.

На углу я оборачиваюсь снова. Вот он, Бен, крошечная фигурка в окне. Поднимаю руку, он снова машет в ответ, и я чувствую, что мое сердце разбивается на тысячу осколков.

Все так же сжимая в руке пистолет, я стою у окна и смотрю, как их фигуры становятся меньше и меньше, а затем совсем исчезают из виду.

Когда я впервые увидел, как Хоши танцует на канате, в день, когда цирк появился в городе, — я почувствовал, что она изменит мою жизнь.

Мы так долго скрывались, что я почти решил, что так будет всегда: будем скитаться вечно и навсегда останемся вне закона.

Раньше моя жизнь была легкой и приятной: вкусная еда по первому требованию, теплый дом, чистая одежда. Остаться без вещей, которые всегда были под рукой, которые я принимал как нечто само собой разумеющееся, — поначалу это было шоком. От ночевок на жестком грязном полу у меня постоянно болит спина, приходится заползать в какие-то темные норы и устраиваться там на ночь. А еще у меня чешется голова, волосы отчаянно жаждут густой, душистой пены шампуня. Мои губы потрескались, живот втянулся и с каждым днем как будто все больше липнет к позвоночнику.

Но я не скучаю по своей старой жизни, что бы вы там ни подумали. Раньше я пребывал в заблуждении. Жил словно в вакууме. Пока я наслаждался дарами легкой жизни, другие люди с трудом выживали посреди общего бессердечия и жестокости.

Хоши и я, Грета и Джек, мы стали одной командой, сильной и дружной. Раньше такого со мной не случалось. Никогда не было этого чувства единения, духовной связи с людьми, на которых — я точно это знаю — всегда можно положиться, которые всегда будут рядом, что бы ни случилось.

Иногда, глядя на моих спутников, я задавался вопросом, знают ли они, как много делают, жертвуя собой ради мальчишки вроде меня, мальчишки, мать которого творит ужасные вещи. И все же они ни в чем не обвиняли меня. По какой-то непостижимой причине эти люди — которые были гораздо смелее, гораздо мудрее и лучше меня — сумели что-то разглядеть и полюбить во мне.

Они выживут без меня. Мое отсутствие сделает их жизнь легче. Они смогут наконец перебраться через пролив, на континент, и Джек воссоединится со своей невестой. Люди в Европе более терпимы, там открыты границы, там нет изгоев. Я готов смириться с чем угодно, лишь бы быть уверенным, что Хоши и Грета свободны, действительно свободны, впервые в жизни, даже если это означает жизнь в другой стране. Даже если это означает, что я больше никогда их не увижу.

Стоило мне подумать о жизни без Хоши, как в горле предательски встает комок. Имеет ли теперь какое-то значение то, что произойдет со мной?

Я оборачиваюсь.

Полицейские все еще здесь, их как минимум дюжина. Стоят, подняв щиты и нацелив на меня оружие. Я не раз представлял себе эту сцену, мысленно видел, как торгуюсь с преследователями, договариваюсь, чтобы Хоши и остальных отпустили на свободу. Все вышло именно так, как я и хотел. Беда в том, что я просто настроил себя, но никогда не позволял себе думать о последствиях. Что сделают со мной: мятежником Бенедиктом Бейнсом? Преступником Бенедиктом Бейнсом?