Курт Воннегут: Сирены Титана. Колыбель для кошки. Рассказы

Впервые я узнал, что такое синтетический душевный покой, полгода назад. Тогда же, как ни грустно об этом говорить, я познакомился с Лью Гаррисоном. Лью — главный комментатор нашего городского радио. Он зарабатывает себе на жизнь болтовней, и я не удивлюсь, если узнаю, что именно он все вам выболтал.

Кроме тридцати с чем-то программ, Лью ведет еще еженедельную программу, посвященную науке. Каждую неделю он вытаскивает какого-нибудь профессора из Вайандоттского колледжа и берет у него интервью по его узкой специальности. Так вот. Полгода назад Лью организовал в своей программе «показ» молодого мечтателя и моего университетского друга, доктора Фреда Бокмана. Я сам подвез Фреда на радиостудию, и он пригласил меня зайти и послушать. От нечего делать я взял да и зашел.

Фреду Бокману тридцать, но больше восемнадцати ему не дашь. Жизнь не оставила на нем никаких отметин, потому что он не обращает на нее внимания. А что почтя безраздельно владеет его вниманием — но чем Лью Гаррисон собирался его расспрашивать — это восьмитонный зонтик, с помощью которого он слушает голоса звезд. Громадная радиоантенна, смонтированная на цоколе телескопа. Насколько я понимаю, вместо того чтобы смотреть на звезды в телескоп, он направляет эту штуку в космическое пространство и ловит радиосигналы, испускаемые разными небесными телами.

Само собой, радиостанций там строить некому. Просто многие небесные тела испускают массу излучений, и некоторые из них можно поймать в радиодиапазонах. В этой его игрушке одно хорошо: она способна обнаруживать звезды, скрытые от телескопов громадными облаками космической пыли. Радиосигналы проходят через эти облака и попадают на антенну Фреда.

Но это еще не все, что может дать прибор, я в своем интервью с Фредом Лью Гаррисон приберег самое интересное к концу программы.

— Все это очень интересно, доктор Бокман, — сказал Лью. — А теперь расскажите, не обнаружил ли ваш радиотелескоп в нашей Вселенной что-нибудь такое, что не сумели обнаружить обычные телескопы?

Это я была приманка.

— Да, обнаружил, — сказал Фред. — Мы нашли в пространстве примерно пятьдесят участков, не экранированных космической пылью, которые излучают мощные радиосигналы. Но в этих участках как раз нет никаких небесных тел.

— Ну и ну! — с притворным удивлением воскликнул Лью. — Это уже кое-что, могу заметить. Леди в джентльмены, впервые в истории радиовещания мы дадим вам послушать голос таинственных «провалов» доктора Бокмана.

Они уже протянули линию до антенны Фреда в университетском городке. Лью махнул рукой оператору, чтобы тот включил сигнал, который она принимала.

— Леди и джентльмены — голос пустоты!

Поначалу в этом шуме не было ничего особенного — так себе, неровное шипение, точь-в-точь как шипение спустившей камеры. Предполагалось, что шум будет звучать в эфире пять секунд. Когда оператор выключил сигнал, мы с Фредом стали неудержимо ухмыляться, как два идиота. Мне казалось, что я совершенно раскован и по мне от радости мурашки бегают. У Лью Гаррисона был такой вид, словно он неожиданно влетел в гримерную кордебалета. Он посмотрел на стенные часы, н у него отвисла челюсть. Это монотонное шипение передавалось в эфир пять минут! Если бы оператор случайно не дернул рубильник, задев его рукавом, может быть, этот шум и до сих пор шел бы в эфир.

Фред нервно рассмеялся, а Лью стал лихорадочно искать нужное место в сценарии.

— Шорох ниоткуда, — продолжал Лью. — Доктор Бокман, скажите, не придумал ли кто-нибудь название для этих загадочных провалов?

— Нет, — сказал Фред. — Пока что у них нет ни названия, ни истолкования.

Истолкования природы пустот, откуда приходит шум, до сих пор нет, но я предложил название, которое, похоже, привилось: «Эйфория Бокмана». Хотя мы и не знаем, что собой представляют эти провалы, зато знаем, как они действуют, так что название вполне подходящее, Эйфория — это блаженное чувство бодрости и благополучия, так что лучшего названия не придумаешь.

После передачи Фред, Лью и я обращались друг к другу с сердечностью, которая была уже на грани слезливой сентиментальности.

— Не помню, чтобы передача когда-либо доставляла мне такую радость, — сказал Лью.

Искренностью он не страдает, но на этот раз он говорил правду.

— Это было одно из самых сильных впечатлений в моей жизни, — сказал Фред смущенно. — Необычайно приятно…

Нас всех смутило и озадачило странное чувство, которое нас охватило. Мы поспешили поскорее расстаться. Я поторопился домой чего-нибудь выпить, но там меня ждало новое происшествие, способное хоть кого выбить из колеи.