Евгений Бузни - Первомайские мальчики

— Слушаю. Что вас беспокоит?

— Я, право, не уверена… Нет, я положительно не знаю… То есть, может быть, мне и не стоило… Я знаете ли…

Волнение пациентки было очевидным. Она начинала говорить и не заканчивала фразы. Руки, закрытые до самых запястий рукавами тёмной кофточки, но с ярко белыми отворотами, дрожали.

Татьяна Ивановна положила свою крупную ладонь на маленькие руки посетительницы, мягко прижав их к столу, и спокойным голосом сказала:

— Успокойтесь, женщина. Вы не на экзамене. Здесь врач. Говорите по существу, что случилось. Всё будет нормально. Не переживайте.

Женщина благодарными глазами посмотрела на медсестру и, если прежде она говорила, опустив глаза, то теперь отвечала, глядя в лицо Татьяны Ивановны, словно именно она была здесь главным слушателем:

— Я, как вы понимаете, из числа старых дев. Мужчин я, извините, — тут она бросила короткий взгляд на Девочкина, — вообще терпеть не могу, хотя никогда им об этом не говорила. Почему так — это слишком долгая история.

— Да, пожалуйста, её нам не рассказывайте, — вступил тут же в разговор Девочкин. — Это, может быть интересно, да только у нас сегодня много посетителей. Скажите лучше, что вас беспокоит.

— Так я об этом и хочу сказать, — тоном педантичного преподавателя вдруг заговорила пациентка. Слова врача почти возвратили её в обычное состояние. — Я никогда не была раньше с мужчинами и даже не собиралась. И я просто не понимаю, что на меня нашло в тот вечер. Да, но не будем.

Алла Владимировна не стала рассказывать о том, что была библиотекарем научно-исследовательского института уже много лет. Собственно, пришла она на эту должность сразу после окончания института культуры. В библиотеке работало всего три человека. Заведующая оказалась лишь на пять лет старше, так что о перспективе роста даже не стоило мечтать. Да она о том и не думала. Приходила вовремя на рабочее место, выдавала книги, записывала новых читателей. А они — читатели — представлялись очень интеллигентными серьёзными людьми. Многие имели учёные степени, заходили в зал чинно, думая, казалось, только о своих публикациях и будущих открытиях.

В молодости Алла красотой особой не блистала, однако разве кто-то может с уверенностью сказать, что то или это определённо некрасиво для всех или, напротив, каждого будет восхищать. Впрочем, сказать убеждённо можно, только это будет неправда. Всё в мире так относительно, так разнообразно, что один и тот же человек кому-то придётся по сердцу, как нечто из ряда вон выходящее, а другому он же претит настолько, что тот видеть его не может. Поэтому, разумеется, находились люди, что бросали недвусмысленные взгляды на молодую библиотекаршу и приглашали погулять куда-то или даже посидеть в ресторане, когда это было ещё не так дорого. Но Аллочка, которую так все ласково называют до сих пор за её скромный характер, ни с кем никуда не ходила, отвечая на предложения всегда одинаково:

— Нет, ну что вы, спасибо за приглашение, но я не могу. Поищите себе кого-нибудь поинтересней.

И так постепенно шли годы. Сохранявшийся некоторое время шарм юности потихоньку таял. Заговаривать о совместных прогулках с Аллочкой стали всё реже и реже, а потом и вовсе прекратили, теперь уже даже побаиваясь строгого взгляда и чересчур серьёзных всегда поджатых губ.

После работы Аллочка сразу ехала домой, где её ожидала часто болевшая мама и три кошки, на которых уходила вся её любовь. Отец бросил семью давно, что и послужило одной из причин ненависти маленькой тогда девочки к мужчинам вообще. Но в мире существует закон равного количества и неравного расходования любви, который заключается в том, что у каждого родившегося человека внутри закладывается определённое содержание любовной энергии, которая обязательно должна быть растрачена в жизни. Вопрос только в том, на что она уходит — эта энергия любви.

У некоторых людей она распределяется пропорционально на всё: немного на работу, немного на семью, немного на развлечения. У других что-то обязательно превалирует. Любит он, скажем, фанатично музыку, или изобретательство, или спорт, и вот уже значительно меньше остаётся у него любви на женщин, детей, развлечения другого плана. Ему не очень хочется читать, писать. А другому, что любит как раз писать и делаться кумиром читателей, не нравится играть в футбол или заниматься скучной для него математикой или физикой.

Аллочка тратила свою любовь на маму, кошек и чтение книг, чем и удовлетворяла себя полностью, считая, что, как можно, устроена в этой жизни. Однако это никак не означает, что Аллочка вела совершенно замкнутый образ жизни и была нелюдимой. Она не умела сама шутить, но улыбнуться шутке могла, если в ней не было ничего скабрезного. Если же что-то такое проскальзывало в словах, то она немедля возмущалась: