Татьяна Буглак - Параллельщики [litres]

Совсем иначе дело обстояло с коллегами-женщинами околопенсионного возраста, тоже быстро заметившими изменения в моем поведении и сделавшими противоположные мнению моих приятельниц выводы: «Бросил? Ну, молодежь сейчас ненадежная, а вот…» Дальше следовало описание достоинств родных племянников и сыновей подруг, обычно вечных холостяков и маменькиных сынков, ищущих «красивую, умную и скромную девушку». Дошло до того, что меня два или три раза «случайно» сводили с потенциальными женихами, единственным достоинством которых было то, что они вообще существуют. Я недоумевала: вроде до возраста «часики тикают» мне еще далеко, так чего же все эти музейские дамы так активно переквалифицировались в свах? Причем не тактичных и доброжелательных, как Мара, а настойчивых и думающих исключительно о том, как бы пристроить в теплое гнездышко своих одиноких родственников. И очень удивлявшихся тому, что я, в отличие от героинь старых лирических комедий, довольно резко давала отпор всяким «Лукашиным».

В общем, возвращение домой меня не очень радовало. А тут еще мировые и внутриполитические новости, да и погода – до середины января теплынь, как в октябре, а потом снегом завалило. И ладно бы по-настоящему, с сугробами по пояс, так нет, просто в городе не хотели и не умели чистить снег. Господи, да у нас один Славка за полчаса чистил больше, чем здесь все ЖЭУ за неделю. У нас! Вот в чем причина: я не вернулась домой, а потеряла возможность даже не поговорить, а хотя бы что-то узнать о друзьях, о том мире, который стал для меня ближе родного. На меня незаметно, но все сильнее давило чувство потери и полного одиночества, которого я не ощущала там. И только то, что родители спокойны, помогало пережить усиливавшуюся боль.

Визит людей из конторы встряхнул меня. Если они смогли прийти, то ведь и я когда-нибудь смогу вернуться к друзьям? А значит, нечего киснуть, надо не отставать от них! Фантастика в обеденные перерывы, к ужасу музейских дам, сменилась популярными лекциями по физике, особо настырные свахи были посланы подальше и оскорбленно внесли меня в список своих врагов, приятельницы с плохо скрываемой радостью и наигранным сочувствием «успокаивали»: «Что, этот старый козел бросил? Ты лучше найдешь» – и пытались угнаться за мной в спортзале и бассейне. Я даже в тир записалась, но инструктор, посмотрев на меня, покачал головой:

– Простите, но иногда встречаются совершенно необучаемые стрельбе люди, и вы, к сожалению, относитесь к таким.

Я не расстроилась, а только улыбнулась: значит, тогда, около установки, я сделала все, что могла и что не могла. Но в тир все же ходила, благо что инструктор не был против – деньги-то плачу.

Эмоциональный подъем прошел быстро, снова навалилась тоска, подпитываемая довольно-таки бессмысленной работой в музее. Ну экскурсии, но экспозиция не менялась уже лет двадцать, и от тоски в залах музея даже у манекенов сводит скулы. Ну привозные выставки – копии картин импрессионистов ничем не отличаются от хороших репродукций, а оригиналов-то мы не увидим. Научная же работа сводилась к переливанию из пустого в порожнее и скучным обсуждениям престарелыми сотрудницами давно известных фактов. Да и после работы – кто оценит спортзал и бассейн? Кто порадуется, что я дважды за месяц выбила хотя бы «единичку» в тире? Здесь не было ни вечно сердитого на косорукую ученицу и хвалящего ее ужины Попа, ни так любящей марш-броски по городу Фо, ни спокойно-ироничных Хаука с Лаки, ни остальных моих ребят.

Все же я заставляла себя ходить в спортзал, читать книги по физике и работать над статьей для научного сборника, иначе только на кладбище ползти и помирать, а мне этого очень не хотелось: погостила уже на том свете, больше не тянет, подожду официального приглашения лет эдак в сто. Пока же нужно жить. Ведь стоящий на шкафу «кейс» иногда мигает зеленым огоньком, а на шнурке под одеждой висит круглый медальон, соседствуя с «фонариком», и, значит, есть надежда вернуться. Или хотя бы уверенность, что мои друзья – не выдумка, что они живут, пусть и где-то в непостижимом далеке иного пространства.

На улице было пасмурно и душно после недавнего дождя. Я взглянула на часы и прибавила шаг: меня попросили забрать из мастерской несколько заправленных картриджей к музейным принтерам; мастерская работала до шести, а с работы меня отпустили только в полшестого: «Успеешь добежать». Я позвонила мастеру, умоляя подождать буквально несколько минут и соврав, что уже подъезжаю.