Николай Олигер: Праздник Весны

Здѣсь онъ еще разъ всмотрѣлся въ лица друзей. Кредо, самый младшій, выглядѣлъ самымъ пожилымъ. На лбу Коро появилась незнакомая складка. И взглядъ его остановился на Ліи.

— Лія, материнство принесло тебѣ пользу. Я не ожидалъ, что ты можешь быть еще лучше, чѣмъ какою я тебя оставилъ. А Мара… Тебѣ было холодно дорогой? Ты не такъ слаба, чтобы утомиться отъ этого переѣзда. Почему же ты такъ непривѣтливо смотришь?

— Я всегда одна и та же, Виланъ. Ты ошибаешься.

— Гдѣ же твой ребенокъ, Лія? Покажи мнѣ его поскорѣе. Здѣсь, на сѣверѣ, дѣти слишкомъ рѣдкіе гости, — и хорошо, что ты не побоялась привезти его. Ну, онъ уже ходитъ? Нѣтъ? Развѣ дѣти такъ долго не начинаютъ ходить? Признаться, я не зналъ этого. Это не по моей части. А вотъ, онъ уже тянется къ свѣту. Онъ будетъ моимъ ученикомъ. Ты согласна, Лія. Право же, добывать свѣтъ — совсѣмъ не такое плохое ремесло. Сегодня вы будете торжествовать вмѣстѣ со мною.

Онъ болталъ безъ умолку, переходя отъ одного къ другому, и весь сіялъ радостью встрѣчи, но сквозь эту радость замѣтно проглядывали смущеніе и нерѣшительность.

Почему нѣтъ Формики? И что случилось съ Марой? И почему у бѣднаго писателя такой болѣзненный видъ, какъ будто онъ собирается послѣдовать за Галомъ? Онъ внимательно слѣдилъ за жизнью друзей, но даже тѣ подробности ихъ жизни, въ которыхъ онъ былъ освѣдомленъ, мало объясняли ему все это. Должно быть, самые послѣдніе дни принесли новое, — или только вскрыли то, что незримо накоплялось раньше.

Когда прошелъ первый приливъ радости, Виланъ вышелъ и вернулся со своей новой подругой, которая ждала его на верхней площадкѣ. Объяснилъ коротко:

— Вотъ — Астрея. Вы уже знаете ее. Любите ее такъ же, какъ я. Она славный человѣкъ, хотя и слишкомъ сѣверный.

Астрея посмотрѣла на женщинъ. Той, золотоволосой, нѣтъ между ними. И сѣверная женщина повеселѣла.

Мужчины заговорили съ Астреей, а Виланъ подошелъ къ Абелѣ, такъ какъ надѣялся, что она разскажетъ ему всѣхъ подробнѣе обо всемъ, что не дошло еще до его свѣдѣнія.

И она разсказала, что передъ самымъ отъѣздомъ они пережили еще одну смерть, самую ужасную изъ всѣхъ, потому что самую неожиданную. Убили Виса, котораго они узнали, когда отдыхали на островѣ. И разсказала еще, — тихонько, чтобы не слыхалъ Кредо, — о напиткѣ, который изготовлялъ убитый, и о злыхъ дѣлахъ, которыя, благодаря этому напитку, совершались въ долинѣ.

— Но кто же убилъ его?

Взволнованный, онъ спросилъ это очень громко, и пристальный взглядъ Мары остановился на его лицѣ. Тогда онъ переспросилъ тихо, съ робкимъ трепетомъ:

— Кто же убилъ его?

Никто не назвалъ имени, но Коро отвѣтилъ:

— Тотъ, кто убилъ, самъ найдетъ свою казнь.

— Виланъ, милый Виланъ, — сказала Абела ненужно веселымъ голосомъ и, взявъ Вилана за руку, отвела его всторону такъ, чтобы онъ не могъ больше видѣть лица каменщицы, — почему же ты не спрашиваешь ничего о Формикѣ? Съ какого времени мертвые интересуютъ тебя больше живыхъ?

И она разсказала о Формикѣ,—и Виланъ почувствовалъ, какъ сердце у него сжалось, — но совсѣмъ немного и совсѣмъ ненадолго. Потомъ онъ подошелъ къ Ліи, поцѣловалъ ее и сказалъ:

— Это для тебя и для Формики. Ты передашь ей отъ меня, если я еще не скоро увижу ее.

Кончилась новая схватка въ вѣчной борьбѣ между днемъ и ночью, — и на этотъ разъ побѣждала ночь. Густая тѣнь охватила все небо, душила слабую зарю, которая медленно умирала.

Виланъ стоялъ на площадкѣ маяка и смѣялся.

— Пусть! Она не знаетъ какое оружіе мы для нея приготовили… Ковали зиму и лѣто и выковали славный мечъ.

Крѣпкій морозъ щипалъ ему лицо, но онъ не замѣчалъ ничего. И подъ маской смѣха скрывалъ безпокойство: будетъ-ли все такъ, какъ предположено по разсчетамъ? Ни въ одномъ сооруженіи Вилану и механикамъ не приходилось еще побѣждать столько трудностей, какъ здѣсь, на этой черной скалѣ. Столько разъ побѣда казалась уже совсѣмъ близкой, но какая-нибудь непредвидѣнная, ничтожная случайность разстраивала всѣ предположенія. У ледяной пустыни были свои суровые законы. Робость и неувѣренность въ своихъ силахъ всегда охватывала Вилана въ послѣднюю минуту, — а здѣсь, во льдахъ, тѣмъ болѣе тревожила невѣдомая опасность.

Съ верхней площадки онъ сотни разъ спускался внизъ, въ подвалы, удивляя привычныхъ къ точнымъ разсчетамъ механиковъ своей ненужной суетливостью. Его безпокойствомъ волновалась и Астрея.

— Мнѣ всегда казалось, что вы задумали слишкомъ дерзкое дѣло… Посмотри: поднимается туманъ и темнота еще сильнѣе сгустится. Вашъ огонь будетъ здѣсь, какъ ничтожная искорка.