Мила Бачурова - Заложники солнца [litres]

Кирилл не стал поправлять Олесю.

Ушедший мир – таким, каким он был до того, как все случилось, – помнили в Бункере. А адапты жили сегодняшним днем. И о некоторых вещах рассуждали порой самым неожиданным образом.

Место, где пароход причалил и высадил пассажиров, Пермью называлось условно. Как и в прочих нефтедобывающих районах, в день, когда все случилось, здесь горел даже воздух. Здания, машины, деревья – все живое и мертвое выгорело на много километров вокруг.

Уцелел Екатеринбург, не пострадавший ни от пожаров, ни от наводнения. Под руководством бодрого мужчины по имени Александр Викторович поселок жил и процветал. Занимались в нем не только сельским хозяйством – сумели восстановить плавильные печи и заново проложить железнодорожную ветку, ведущую когда-то в Пермь. Сейчас, не доходя до оставшегося от города пепелища, пути сворачивали к речному причалу.

Ветку восстанавливали в восточном направлении – екатеринбургский глава мечтал, обогнув выжженную дотла Тюмень, соединиться с полотном, которое должно было остаться от знаменитого Транссиба, однако уцелело ли оно, доподлинно никто не знал. Дальше Талицы екатеринбуржцы не заходили – изначально Александр Викторович бросил все силы на то, чтобы проложить дорогу на запад, очевидно было, что в первую очередь прорываться нужно туда, а не в сторону уничтоженной пожаром Тюмени. Восточная дорога от неупотребления заросла лесом. Телегу и лошадей предусмотрительно оставили в Нижнем.

В Перми пароход встречали. С помощью экипажа и отряда баржу разгрузили и заполнили товарами, привезенными на обмен, после чего с пароходной командой отряд распрощался. Только Тоха со шрамом – на «Авроре» парня называли «казанский» – сошел вместе с ними. Видимо, сумел-таки убедить Рэда в своей полезности.

По железке ходил паровоз, тянувший два вагона – товарный и пассажирский. Кирилл паровоз с интересом обследовал, однако больше всего грела мысль о том, что уж здесь-то, в вагонной тесноте, неутомимая Олеся поутихнет. Как бы не так!

Отжиматься, приседать и стоять «под утюгом» пришлось в полупустом товарном вагоне. Естественно, перебираться туда из пассажирского нужно было на полном ходу, да еще прикладывать массу усилий к тому, чтобы при выполнении упражнений сохранять равновесие – состав ощутимо качало. Посему путешествие прошло незаметно. После тренировок Кирилл падал едва ли не замертво и под стук колес мгновенно засыпал.

Зато в Екатеринбурге отряд разместили на ночлег по-королевски, в просторной спальне с новенькими ставнями. А потом отвели в баню – где было замечательно светло, работал душ, а на полочке лежало чудесно пахнущее мыло. Еще раздеваясь в предбаннике, Кирилл заметил зеркало – большое, в полный рост. Специально плескался дольше других и вышел, когда в раздевалке никого не осталось. Наскоро вытершись, подошел к зеркалу.

В последний раз смотрел на себя еще в Бункере, то есть почти два месяца назад. И тогда дверца стенного шкафа в их с Олегом комнате отражала болезненно-бледного, узкоплечего подростка с аккуратно причесанными темными кудрями. Подросток неизменно был одет в застегнутую на все пуговицы рубашку, шерстяную безрукавку поверх и опрятные брюки.

Сейчас из зеркала на Кирилла смотрел малознакомый, почти голый, если не считать полотенца, парень. Кожа у парня была по-прежнему светлой, без адаптской коричневости, однако бледной уже не выглядела. Потому что все тело покрывали ссадины и разнокалиберные синяки самых неожиданных цветов – от желтого до фиолетового.

Кирилл с удивлением разглядывал синяки и думал, что понятия не имеет, откуда взялось большинство из них. А ведь когда-то, в Бункере, каждая царапина становилась событием. Повернувшись боком, заметил на плече заживший шрам от сюрекена Диких. А еще… да-да, ему не показалось! – когда оттопырил локоть, чтобы получше разглядеть шрам, под кожей явственно обозначился бицепс.

Кирилл, не веря, схватил себя за руку. Напряг плечо. И ощутил под пальцами не прежнюю жидковатую субстанцию, а настоящие, твердые мышцы. И плечи у него, кажется, расширились. И ноги больше не походили на макаронины с узелками… Он приблизил к зеркалу лицо.

Кудри в походе здорово мешали – лезли в глаза, от них было жарко и потела шея, повязка помогала плохо. И в один прекрасный вечер, задолго до Нижнего, Кирилл согласился с Олесей, что наилучший выход – обрезать волосы «к хренам». Что и было проделано немедленно. Рэд, увидев обновленного Кирилла, одобрительно кивнул – «хоть париться не будешь», а Лара тогда на Олесю здорово обиделась. Уверяла, что «теперь никакой красоты не осталось». Слова Лары Кирилла огорчили. Но жизнь без волос оказалась намного удобнее, чем прежняя, и скоро он перестал расстраиваться.