Сергей Кусков - Кабальеро плаща и гитары том 3 и 4

Вы же… — Я противно оскалился, словно злой гений из дешёвого фильма, — Вы же, нацики, должны внести окончательный разлад в «Испанскую Республику», то бишь окончательно расколоть общество Венеры. Который, раскол, повесят на Веласкесов, дескать, не справляются с поставленной задачей, зачем нам такая монархия? Вы, мой дорогой Мартин, станете мясом для тарана Веласкесов.

Не знаю, может ты считаешь, что вам реально дадут порулить страной, но тогда ты конченый идиот. Эти люди полстолетия готовили переворот, страдали от недоверия королевы Оливии, от репрессий её дочери Катарины, которая открыто продалась военным, благодаря чему избежала своей «Гвадалахары». Вы нужны им только чтобы сокрушить монархию. Сразу после этого вас отправят в утиль истории, и поверь, это будет показательно и очень кроваво. Новому режиму нужно будет покрасоваться перед электоратом, какие они хорошие, смогли защитить планету от разгула бандитизма и нацизма.

— Это будет власть олигархии, дель Сарто! — повысил я голос. — ИХ власть! Вы к демонам им не нужны со своими идеалами и расовыми теориями! Понимаешь?

— Всё сказал? — зло оскалился тип.

— Не-а. — Я покачал головой. — Ты знаешь кто я?

Кивок

— Сукин сын.

— Вот и замечательно, что знаешь. А кто на сто процентов финансирует «Цитадель»?

Тишина.

— Веласкесы, мой друг. Только поэтому нам сходят с рук все те непотребства, что мы вытворяем. Ты ж не думаешь, что мы реально настолько круты, что нас невозможно вычислить и обезвредить?

— Суки! — Тип сжал кулаки.

— Нет, не суки, — покачал я головой. — Ты идиот, Мартин. Ибо просто не можешь поверить в то, что другие люди не идиоты.

Я помолчал. Думая, как же до этого типа достучаться? Ну, не Цицерон я, не Цицерон!

— Веласкесы, Мартин, не самые мудрые на этом свете, — зашёл с другой стороны. — Скорее ближе к концу списка. Но у них есть замечательное чувство, доставшееся от дедушки Дарвина. Самосохранение. Ты ж не думал, что они будут сидеть и смотреть, как их готовят на заклание?

А ещё я не зря тебе сказал про цугцванг. Королева ничего не может сделать САМА. Но кто сказал, что ответку невозможно провернуть на том же поле, на котором работают твои спонсоры Абанкуэйро?

Всё-таки дёрнулся от имени. Совсем-совсем чуть-чуть, обычный человек бы и не заметил… Значит всё-таки сеньор Сэмюэль. Жаль.

— Мы — ответка Веласкесов, — торжественно продолжил я. — Которые беспомощны и зажаты в угол. Даю тебе несколько попыток на фантазию, ЧТО мы можем сделать, чтобы выбить козыри «гвадалахарцев»?

Тишина. Чел задумался, это уже хорошо.

— Перевожу. Насколько далеко нам позволят зайти? И ни слова про права, законы и порядок. Это война, Мартин, и мы на фронте. Просто скажи, как думаешь, на что Веласкесы готовы пойти, чтобы вытащить из петли свои задницы?

Снова нет ответа.

— Ты — идейный нацик у которого зассаны глаза теорией расового превосходства. — Я противно скривился. — Знаешь, я, пожалуй, даже готов обсудить с тобой эту теорию… За кружечкой хорошего местного пива в кабаке. Но это — теория. Бредни идеалистов. А миром, мой дорогой, правят закоренелые прагматики.

А потому я, латинос, — я зло сверкнул глазами, — буду убивать вас сотнями! А если повезёт — тысячами! Не потому, что против национализма или фашизма, нет! Потому, что я — Веласкес и хочу жить! А это, — кивок на Паулу, — имперская принцесса Мерседес Мария Амеда, тоже Веласкес. Никакой русской крови, чистая латинос. — Он не был удивлён титулом. Знал. — И она тоже будет убивать вас сотнями. Никакой расовой теории, никаких бредней — только хардкор! Ибо нефиг.

— Вот смотри, — решил развить я успех, глядя, как его разум трогают сомнения. Я сумел-таки достучаться. Удивить. Тем, что воюю не на его поле, совсем за другие идеалы. Его священная война за правильность расы для меня полная фигня — как с таим неправильным мной воевать? Даже учитывая скепсис к моему погружению в историю я его задел. — Смотри, — я достал капсулу с голографическим проектором, подключился к ней и нашёл в памяти навигатора записи с испытаний миномётов. Ретранслировал их, без звука, на середину комнаты. Запись была довольно скомкана, изображение «тряслось», но всё же можно было чётко опознать в конструкции средневековое артиллерийское орудие убийства. А когда я на записи подошёл к загону с битыми окровавленными хрюшками…

Я минут пять искал и настраивал картинку, но оно того стоило — «клиента» повело.

— Видишь, Мартин, я не вру тебе, — закрепил я успех доброжелательным тоном. — Ни в чём. И если говорю, что убивать буду сотнями — то и правда буду убивать сотнями.