Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

— Я попросил полицию принять меры к местонахождению каждого из пассажиров, прибывшим этим рейсом, в возрасте от двадцати одного года до тридцати пяти лет, среднего роста, среднего телосложения и к тому же блондина. Таких набралось семь человек. Двоих можно отбросить сразу, они приехали в Израиль в деловую командировку в Министерство сельского хозяйства. Остается пятеро. Их данные я списал из заполненных при въезде деклараций. Результаты проверки обещали сообщить к вечеру.

— Работайте, работайте, — покивал Маркиш. — И запросите у русских информацию об этом борце. Что у них есть на него. Сейчас бывшие спортсмены часто начинают криминальную жизнь. Заодно узнайте, имел ли гешефт в России Герман Вахт и не пересекались ли там его пути с некой Эллен Гриц?

Террористы опять обстреляли Хайфу.

Шесть ракет легли почти в центре города, наполовину разрушив жилой дом, и сожгли два автомобиля на платной стоянке. Маркиш пил кофе и думал, что все это будет продолжаться долго. Ненависть между арабами и евреями слишком долго зрела, чтобы закончиться вдруг и без неприятных последствий. И дело было даже не в образовании Израиля, не в захваченных в ходе Шестидневной войны территориях, все упиралось в менталитеты и уклад жизни, который у обеих сторон был слишком разным, чтобы эти стороны поняли друг друга.

Ведь было же — ходили дочери сионские, искали по всему городу и не находили ничего, чем голод утолить. Обессиленные они падали и умирали на всех углах улиц, а дети пробирались к ним и, припадая к груди, брали пустые сосцы в рот, но молоко не шло из остывших грудей — и исходили голодом дети, и падали мертвыми на грудь матерей своих.

Араб относится к женщине как к добыче, а для израильтянина она — все, не зря же происхождение евреи ведут по женской линии. И это препятствие, которое не дает еврею и арабу понять друг друга, а все усугубляется взаимными несправедливостями и делением храмов, у каждого свой бог, и каждый требует своей жертвы.

По телевизору, подвешенному к потолку кафе, показывали, как выносят на носилках и грузят в санитарные машины пострадавших при взрывах и освобожденных из завалов людей. Обстрел произвели днем, поэтому пострадали в основном старики и дети, и от этого зрелища комок подкатывал к горлу, и еще — рождалась ненависть, которую Маркиш тщетно пытался подавить.

Сам он был родом из Баку, там прошло его детство и половина жизни, к тому времени, когда Союз распался, Маркиш работал в азербайджанской милиции, поэтому ему воочию пришлось столкнуться с армянскими погромами в городе. Мусульманская ненависть обжигала. И пусть потом кричали, что это были не мусульмане. Это были экстремисты, которым едины все боги, потому что они поклоняются зеленому знамени джихада и Азраилу, но Маркишу самому довелось увидеть двенадцатилетнюю окровавленную девочку, которая бежала на цыпочках из-за того, что у нее срезали пятки. И как людей выбрасывали с девятого этажа только за то, что они принадлежали к армянам, тоже видел, сожженных на кострах людей сам в грузовики грузил. И на бездействие азербайджанской милиции насмотрелся. И как погромщиков задержанных выпускали, потому что они были азербайджанцами. В то время Маркиша потрясла готовность новой общности людей, воспитанных развитым социалистическим обществом, резать друг друга. Это потрясение и подвигло его к отъезду. А здесь он столкнулся все с тем же противостоянием двух миров, поэтому его возмущали европейские резолюции по израильско-арабским конфликтам. А позже он не скрывал злорадства, когда полыхнуло во Франции и Англии, когда сытые немцы столкнулись с проблемой мультикультур.

Он боялся надвигающегося столкновения. Мусульманский мир рос стремительно, Израиль казался песчинкой, правда, не такой уж беззащитной, но будущее его пугало, как и безрассудный оптимизм, с которым его правительство шло на возобновление конфликтов.

Все чаще и чаще в Израиле гремели взрывы, устроенные шахидами. И это тоже пугало — отношение арабов к жизни и смерти. Откровенно говоря, Маркиш скучал о своей бакинской жизни до потрясений, когда можно было съездить с друзьями азербайджанцами и армянами на берег Каспия, для того чтобы выпить армянского коньяку и поесть шашлыка по нехитрому азербайджанскому рецепту, скрашенному острым гранатовым соусом. Но прежний мир распался вместе с империей, и надо было приспосабливаться к новой жизни.

От таких мыслей и нерадостных телевизионных репортажей настроение Маркиша испортилось. Он допил кофе, расплатился и неторопливо направился в отдел.