Юлия Кузнецова - История Северного круга [litres]

– Ну как же ни с кем? А Дин?

– Ройк!!!

– По голове не бить! О, давай позовём Дина и устроим бой подушками?

– Я не хочу дурачиться, Ройк! – голос мамы зазвенел. – Я переживаю за нашего сына! И если… если тебе всё равно, я поговорю с ним завтра сама.

Вот так и вышло, что я стоял перед мамой и старался не кивать и не мотать головой. Я изо всех сил думал: «Пойми, пойми, пойми, мне очень надо!» Я надеялся, что мама услышит мои мысли. Ведь она слышит Поветрия. А их никто не произносит вслух, они витают по воздуху. Кто-то слышит, кто-то нет.

Мама долго смотрела на меня. А потом вдруг прижала мою голову к своему животу и прошептала мне прямо в волосы: «Я так за тебя боюсь…»

А я утром сделал себе из волос шалаш. Взбил их и построил таким домиком. Мамины слова попали в шалаш.

– И я очень тебя люблю, – добавила мама, и я был рад, что эти слова тоже попали в мой шалаш.

Так мы постояли немного, а потом мама посмотрела на мой верстак, где я мастерил поделки из всех остатков и осколков, которые находил где мог, и вздохнула:

– Ты ведь перед школой наведёшь на столе порядок?

Ответить я не успел: маму позвал папа, и они уехали работать – очищать снег от прожилок.

А пульт от шкафа остался на диване. Тогда я решил, что мама услышала мои мысли и поняла их. Потому что иначе не оставила бы взрослый пульт.

Я схватил его – длинный, из прозрачного лагриума. Он отличался от моего, детского. Мой был крепким, чтобы не разбился, если упадёт. И нажать можно было только на «Готовая негорячая еда» и «Тёплая одежда». Ну, ещё «Вызов взрослого», но им почти никто никогда не пользуется.

На взрослом кнопок было гораздо больше. Я с волнением посмотрел на одну, тёмно-вишнёвую. Над ней было написано «Большой Цоер».

«Взять и набрать!» – с восторгом и ужасом подумал я.

Зачем? Проверить! Неужели ответит?! Нет, не стану… Вдруг и правда ответит.

Я принялся рассматривать другие кнопки: жёлтые, розовые, голубые.

Некоторые из них я знал. Видел, как родители управляли пультом. А две голубые кнопки под словом «Шкаф» папа часто разрешал мне нажимать самому.

Если нажать на левую, из шкафа вывалится ковёр. Лежи на нём сколько угодно, только без ботинок: к подошвам могли прилипнуть крошечные частицы прожилок, а они разъели бы мягкий ворс вмиг.

А правая кнопка вызывала лыжи.

Я нажал на неё, и вот они выехали из шкафа, синие, мерцающие – подарок папы за первый рабочий день: я помогал им отвозить засохшие и обезвреженные прожилки в огнехранилище.

Мне редко выдавали лыжи: обычно, чтобы добраться до школы, хватало снегоступов. Так что лыжи полагались только в рабочие дни или когда у нас урок ночной езды. Хотя многие ребята в классе пользовались лыжами каждый день. Но мама за меня боялась.

Я погладил лыжи, оглянулся. На верстаке лежал полярный волк, которого я мастерил из осколков камней. Рядом с ним – шприц с жидким лагриумом. Тёплый: папа разогрел с утра. Придётся завтра заново греть: холодный лагриум не склеит детали.

– Прости, – сказал я волку. – Не успею я тебя доделать. Наведи тут пока порядок, а?

После взял лыжи, вышел из дома. Дверь бесшумно закрылась. Я пристегнул крепления и двинулся.

Как только я уехал, в доме раздались звонки – один, второй, третий. Это мама, поняв, что забыла взрослый пульт на диване, хотела попросить меня, чтобы я его не трогал.

Но об этом я узнал только вечером. Сейчас же я катил по снегу, начинавшему розоветь, к пастбищу талюков. Вчера, когда мы с Илани и его старшим братом катались с большой горы за школой, Чойри приметил меня и отозвал в сторону.

– Приходи завтра на пастбище, – сказал он, понизив голос, – я покажу тебе чудо.

Вокруг нашего дома снег белый. Родители говорят, странно было бы, если б он был розовым: они работают чистильщиками и, конечно, знают, как избавиться от розового налёта.

Но чем больше я удалялся от дома, тем розовее становился снег. Изредка попадались и зелёные прожилки. Бросая на них опасливые взгляды, я осторожно объезжал их.

Все мальчишки в нашем рабочем классе любят такое соревнование: нужно подползти к краю булькающей прожилки и швырнуть в самый центр сухую. Это сложно и страшно опасно, ведь каждую секунду снег под тобой может обрушиться и ты полетишь туда – в страшную зелёную жижу, которая только что поглотила с шипением свою засохшую сестру. Прожилки не слишком широкие, с ладонь, но, разъедая что-то или кого-то, они расширяются, углубляются, а потом снова сужаются. В учёном классе делалось предположение, что прожилки – живые существа, однако доказали обратное.