Святослав Логинов - Мост над Прорвой

А это было не просто животное. Корова принадлежала живущим по эту сторону Прорвы, принадлежала матерям, к которым Клах и Нарти шли просить прощения от имени всех изгнанников.

Ничего не скажешь, они прекрасно начали свою миссию!

— Что стоишь? — крикнул Клах. — Костёр горит? Давай сигнальный дым, а потом помогай тушу свежевать!

Сигналы дымом подавать умеет любой охотник, равно как, и управляться с тушей заполёванного зверя. Простые, знакомые дела малость успокоили Нарти.

Султан дыма рассеялся над лесом, посудина с кровью была поставлена на угли. Нарти накрошил в кровь остатки зачерствевшего хлеба и время от времени помешивал палочкой быстро густеющую жидкость. Клах возился с коровьими потрохами, совершенно не думая, что в первую очередь следовало бы снять шкуру. Если её не снять сразу, то потом уже как следует не сдерёшь, кожа задубеет и будет испорчена.

— Смотри! — позвал Клах напарника. — Видишь эти желёзки? Так у быка их нет. Запомни хорошенько, на будущий год тебе эту работу выполнять. Понюхай, тогда уж точно ни с чем не перепутаешь…

Запах был сильный и неприятный, чем-то напоминавший трупный. Нарти следил, как Клах отделяет желёзки от плёнок, затем он осторожно опустил их в две широкогорлых фляги, в которых, судя по запаху, налита была крепкая медовуха.

— Вот так. За этим запахом наши быки, те, что не кастрированы, побегут хоть через Прорву, хоть куда угодно. Понял теперь? Ты примечай, вторую корову ради тебя никто бить не станет.

Нарти кивнул согласно.

Свежевать большого зверя — занятие долгое и кровавое. Хорошо, что рядом протекал ручей, где можно было и самому сполоснуться и коровьи потроха помыть. Работали так, чтобы ничто не пропало: целебную желчь собрали в маленькую долблёнку, рубец Нарти как следует вымыл и выскоблил на совесть… Рубец хорош на пироги, хотя, кому здесь пироги печь? Клах сказал, что по эту сторону Прорвы хлеба не сеют — пахать некому, да и не на чем.

Явившихся гостей, а вернее — хозяев, первым заметил Нарти. Всё-таки, он охотник, а Клах был из пастухов, хотя за четыре года бродяжничества многому научился.

Из леса на голый склон вышла ещё одна корова — теперь Нарти с полувзгляда определил, что это корова, а не бык и не вол. На спине животного были навьючены большие кожаные мешки. Свои точно так же возили поклажу на волах. А рядом шёл… шла… — наверное, всё-таки, шло человеческое существо. Худая фигура, морщинистое лицо, волосы седые, но такие длинные, что даже у молодых людей встречаются очень редко.

Нарти судорожно глотнул. Вот оно, то, ради чего они шли.

— Здравствуй, мать, — сказал Клах, склонив в поклоне голову.

Старуха окинула проводников цепким взглядом.

— Почему вас всего двое?

— Второй и третий проводники погибли в Прорве, — ответил Клах. — На будущий год вот он, — Клах кивнул в сторону Нарти, — придёт сразу с тремя новичками. Будет трудно, но я верю — он справится.

— Как знаете… — старуха недовольно поджала губы. — Со стадом тоже вдвоём управитесь?

— Для этого дела хотелось бы получить помощника.

— Этого добра сколько угодно. Хоть десять штук.

— Один нужен. От десятерых не помощь получится, а только вред.

— Один — так один, — согласилась старуха. — К утру будет. Сама отберу, какой с телятами управляться умеет.

Клах повернулся к своему мешку, вытащил увесистый рогожный сверток. В таких рогожах люди хранили муку и немолотое зерно, идущие не на семена, а в еду.

Старая мать распустила тесьму, которой была перетянута рогожа. Внутри действительно оказалась мука. Теперь Нарти стало ясно, почему во время ночёвок в укрывище, где всё залито водой, Клах так заботился, чтобы не подмочить свой мешок.

— Простите, что мало в этом году, — произнёс Клах. — Не донесли.

— Я бы удивилась, будь у вас всё в порядке, — ворчливо сказала старуха. — Нате-ка и вам гостинца. Не знаю, как и стащите вдвоём.

— Что не стащим, то здесь съедим, — в тон ответил Клах, принимая одну за другой тяжеловесные головки сыра. Уж сыр-то Нарти сразу узнал. Каждый год, по весне, на следующий день после того, как мужчины уходили из селения, старики выдавали тем, кто остался, по ломтику сыра. Ни в какой другой день сыра попробовать не удавалось, и откуда он берётся, не знал никто, кроме посвящённых. А это оказывается гостинец от непреклонных матерей непутёвым сыновьям.

— Мать, — сказал Клах, — пообедай с нами. Жарево как раз готово.

— Отведай кровушки от своей коровушки… Эх, племя негодящее, любите вы не своё дарить, чужим угощать. А вот, погоди, я вас угощу.