Генри Олди - Повести о карме

— Итак, заявительница — Хитоми из семьи Торюмон?

— Да, господин.

— Жена стражника Хидео?

— Да, господин.

— Под подозрением — ваш муж?

— Да, господин.

Дознание Сэки Осаму решил проводить в саду за домом: под открытым небом, подальше от досужих глаз и ушей. На площадке для занятий боевыми искусствами, расположенной неподалеку от беседки, хватило места всем. В свидетели, кроме сослуживцев отца, пригласили соседа — пожилого зеленщика Ацуши, надувшегося как пузырь от важности своей миссии.

Свидетельствовать по обвинению в фуккацу — не шутка! Будет о чем порассказать и внукам, и правнукам.

О-Сузу принесла из дома ворох старых циновок, расстелив их на площадке. У безликого слуги обнаружился коврик, свёрнутый в тугой рулон и заткнутый за пояс сзади. На него каонай и уселся, достав из потёртой сумки принадлежности для письма: кисти в деревянном футляре, походную тушечницу из красной меди, гладкую кипарисовую дощечку и стопку листов рисовой бумаги. Господин Сэки поручил ему вести протокол дознания. Похоже, в прошлой жизни, до того, как нарушить закон кармы в корыстных целях, безликий не только имел лицо и имя, но и был обучен грамоте.

Зябкая сырость сменилась влажной духотой. Армия туч взяла небо в осаду, не позволяя ни единому лучику солнца пробиться к земле, превратившейся в огромную баню. При малейшем движении мое тело покрывалось испариной. Лишь редкие порывы ветра приносили какое-то облегчение.

— Действия вашего уважаемого мужа показались вам необычными?

— Да.

— Почему, Хитоми-сан?

Я оценил деликатность господина Сэки.

Мать смущённо опустила взгляд, не в силах заставить себя взглянуть на собравшихся вокруг мужчин. В праздничном оливковом кимоно, расшитом белыми хризантемами, с тщательно уложенной причёской и лицом, выбеленным рисовой пудрой, смешанной с соком камелии, мать легко сошла бы за безмятежную хозяйку дома, радушно принимающую важных гостей. Увы, ее выдавала дрожь рук, взгляд, опущенный в землю, и голос, подобный тихому журчанию ручья.

Я видел: мать едва держится, чтобы не разразиться горестными рыданиями.

— Мой муж очень любил свою матушку. Когда она умерла, он был сам не свой. А тут… Не прошло и пяти дней! До того он…

Мать замолчала.

— До того? — старший дознаватель вздёрнул бровь. — Что вы имеете в виду?

— Два года не всходила луна над ущельем в горах, — шёпот матери был едва слышен. — Лишь в скорбный час она явилась вновь…

Свидетели захихикали, прикрывая рты ладонями. Я чуть не сгорел от стыда. Провалиться сквозь землю, в девятый ад — и то было бы легче. Грязное бельё семьи вытащили для публичного осмотра! «Два года не всходила луна…» Каонай все записывал, ловко орудуя кистью, и мне захотелось убить писца. Это он-то безликий? Это мы только что потеряли лицо…

Дознаватель учтиво склонил голову:

— Благодарю вас, — вне сомнений, он отлично понял, на что намекает мать. — Значит, два года луна не всходила? И вдруг взошла? Основания достаточны. Объявляю начало дознания!

Он выпрямился, воздел руку к небу:

— Сейчас я буду задавать вопросы подозреваемому. Потом вопросы зададут свидетели. Внимательно слушайте ответы! Если кто-то из присутствующих сочтёт, что ответ не соответствует истине, он должен об этом заявить вслух.

Господин Сэки повернулся к моему отцу. Сейчас его устами вещал Закон.

— Подозреваемый, назовите себя.

— Торюмон Хидео.

— Кем были ваши родители?

— Отец — Торюмон Изао, стражник у западных ворот. Мать — Торюмон Мизуки, урождённая Ивамото.

— Ваши родители живы?

— Нет.

— Подробнее!

— Отец умер восемь лет назад. Мать — пять дней назад.

— Сколько лет было вашей матери?

— Шестьдесят два года.

— Причина ее смерти?

Дознаватель походил на скалу над морем, которая вдруг обрела дар речи. Полная неподвижность, каменное выражение лица — хотел бы я быть таким! — и лишь узкая расщелина губ извергает наружу басовитый рокот. Даже ветер не осмеливался трепать кимоно господина Сэки.

Глаза дознавателя, глубоко утопленные в пещерах глазниц, неотрывно следили за подозреваемым. Так следят за противником, опасаясь, что он в любой момент способен нанести удар.

— Моя досточтимая матушка хворала весь прошлый год. Ей было трудно дышать, она жаловалась на боли в груди. Последние шесть месяцев она почти не вставала с постели. В конце ей стало хуже. Я делал что мог…