Умут Кемельбекова - Витрина (сборник)

Они молча глядели друг на друга. Молчание прервал официант: – Мы закрываемся.

Дарио рассчитался. Они, взявшись за руки, вышли. Вечерняя Покровка встретила их огнями фонарей.

– Ты выйдешь за меня замуж? – спросил Дарио.

– Да, – ответила Кацуми.

Они обнялись и пошли в сторону Лялиного переулка.

Бабушка сидела на самом солнцепеке и сучила шерсть. Редкий порыв ветра иногда уносил кусочек шерсти, и тогда она просила: «Омарушка, ягненочек мой, догони!» И Омар бежал и бежал за белым клочком, пока тот не зацепится за редкую колючку, ОН возвращался вприпрыжку, оседлав палку, покрикивая: «Чо! Чо!»

Но чаще всего бабушка сидела, перебирая четки, беззвучно шевеля губами.

– Что ты шепчешь, бабушка? – спрашивал Омар.

– Я благодарю Аллаха, который дал жизнь моему отцу и моей матери, мне и моему сыну, и сыну моего сына – не переставая перебирать четки, отвечала бабушка.

– А мне? – обиженно спрашивал Омар.

– Глупенький, ты и есть сын моего сына. А ещё я прошу Аллаха, чтобы он дал жизнь твоему сыну.

– А ты не можешь попросить его, чтобы он дал мне жеребёнка? – не отступал Омар.

– О таких мелочах Аллаха не просят, – терпеливо объясняла бабушка, – иди, иди, играй, пока солнце не село!

Любимой игрой его было дожидаться, когда ветер, поднимая клубы пыли, несся, как огромное веретено, по степи. Омар ловил миг и, стараясь попасть в центр смерча, бежал, угадывая направление ветра.

Бабушка кричала: «Постой! Постой! Шайтан унесет тебя на небо!»…

Видение было таким ярким, что Омар приподнялся. Ветра не было, горизонт был чист. Огромная чаша небосклона опрокинулась над ним. Куда ни глянь – везде бескрайни пески, упирающиеся в неровную черту горизонта.

Омар шел уже вторые сутки. Колодца не было. Неужели все так изменилось за эти годы?! Он уехал отсюда давно и ни разу не приезжал. Не приехал и на похороны бабушки. Говорят, она до последнего ждала его, не велела опускать полога юрты.

Чем он мог оправдаться? Тем, что работал, не выходя из мастерской по несколько дней?

С полотен смотрела пустыня, ее бесконечные изменения вставали из неведомых ему самому глубин.

Когда умирала бабушка, он не работал. Они уехали с Гульнар на побережье, переезжали из города в город. Телеграмма его не нашла.

Прошло время. Боль утраты последнего близкого человека, любившего его с мгновений, когда он пришел в этот мир, не утихла.

После свадьбы Гульнар посоветовала ему съездить в родные места.

Омар приехал утром. Никто его не встречал, никто не ждал. Весь день он просидел в гостинице и только вечером вышел на улицу.

Он увидел редкие деревья, пустынные улицы с низкими домиками, решил дойти до старого колодца, куда они часто ходили с бабушкой.

Он не узнавал места своего детства. Стемнело. Не скоро он понял, что сбился с пути.

– Что ж, переночую, – подумал он, – завтра вернусь.

Он разжег костер. Сидел долго, слушая пески.

Проснулся только с рассветом. Хотелось полежать, но надо было найти колодец.

Весь день он шел. Однажды, присев у саксаула, Омар долго смотрел в пески. Ему показалось, что впервые видит их такими невозмутимо-равнодушными. Он чувствовал их враждебность. Мелькнула мысль: «Они не отпустят. Я их пленник!»

Омар пошел, стараясь идти как можно быстрее. Оглянулся. Ствол саксаула расщеплялся в разные стороны. «Как указатель, – усмехнулся Омар, – вот только бы знать – куда!» Он выбрал направление, ориентируясь по большой ветке, и пошел влево.

Шел долго. Наконец, обессиленный, свалился на склоне бархана и лежал, не в силах подняться. «Я так и останусь здесь!» Эта мысль придала ему силы: «Почему же лицом в песок?!» Он перевернулся на спину, В высоте горело и плясало солнце. Омар прикрыл глаза рукой и облегчение приняло его сознание…

Потом сознание рассыпалось на тысячи искрящихся иголочек. Он кружились, переливались, складывались в звуки. Звуки тянулись, свертывались и, наконец, сложились в звонкий мальчишеский голос: «Дедушка! Дедушка! Я нашел тебя!»

Омар не убрал руку, не открыл глаза, он только подумал: «Перед смертью у меня будет бред».

Голос не исчезал, он приближался: «Дедушка! Не умирай, я же нашел тебя!» Потом совсем близко донесся какой-то шум, шорох, будто кто-то упал и поднялся. Потом снова шум, напоминающий шаги и все смолкло.

Несколько мгновений ничто не нарушало тишину. Омар не выдержал. Он убрал руку и открыл глаза. Над ним склонился мальчик.