Елена Хаецкая: Призраки Народного дома

– Идемте спать, – попросил Гора Лобанов.

И они ушли, все трое, и Народный дом остался посреди полного безлюдья. Титаническое здание, источенное ходами, набитое театральными залами, с брякающими игровыми автоматами на первом этаже Планетария – точно с паразитами в шерсти на брюхе гигантского зверя. Как и положено старинному зданию, он был туго набит призраками. И выставки движущихся восковых фигур, рассованные по извилистым его коридорам, еще больше усиливали неприятную магическую атмосферу.

Дня через два Лобанов неожиданно вспомнил этот разговор.

– Ты серьезно говорил? – спросил он у Филькина.

– О чем?

– О призраке Шаляпина…

Филькин задумался.

– Не помню. Напомни. О чем я говорил?

– Ну, если сказать «рекс-фекс-пекс», то в новолуние в Народном доме явится призрак Федора Ивановича. И будет петь «Сатана там правит бал».

– Я такое говорил? – искренне поразился Филькин.

Он недоверчиво осмотрел Лобанова с ног до головы, но Лобанов оставался безупречным.

– Да, Филечка, именно это ты и говорил.

Филькин почесался. Поковырял пальцем в углу глаза. Пролистал зачем-то тощую тетрадь, которую держал в руке. Смял ее и сунул в сумку.

– Ну, возможно, – нехотя согласился он наконец. – Только ничего не помню.

– Я тебе рассказал. – Лобанов сел рядом. – Давай разыграем Кошакова.

– Слушай, Лобанов, скажи: тебя Кошаков раздражает? – спросил Филькин неожиданно.

Лобанов, подумав, кивнул.

– Чем? – жадно насел Филькин.

– Какой-то он… внутренне благополучный, – признался Лобанов. – Как будто все у него спокойно. Было спокойно и будет.

– И он не хочет покорять Петербург.

– И вообще – не впечатлен. Ну, Рязань. Ну, Питер. Ну, какая разница.

Филькин говорил, как ревнивец, возмущенный тем, что кто-то не посягает на объект его ревности.

– В общем, я предлагаю вот что, – сказал Лобанов. – Уговорим его пойти с нами ночью в Народный дом. Будем вызывать призрак. Нужно побольше шумов и спецэффектов. Лазерные фонарики, падающие колосники.

– Кажется, его охраняют с собаками, – сказал Филькин озабоченно.

– Нет, с собаками только кафе там поблизости охраняют, я проверял, – возразил Лобанов.

Филькин посмотрел на него с восхищением.

– Вижу, ваши намерения серьезны!

– Более чем. – У Лобанова блестели глаза. – Там есть возможность пройти. Через боковой ход. Где когда-то был магазин-салон «Коринна».

– Не помню.

– В начале перестройки. Там продавали театральные костюмы. Можно было тысяч за шестьсот купить платье с кринолином. Моя мама до сих пор грызет локти, что не купила.

– Ей-то зачем? – поразился Филькин.

– Женщины, – многозначительно произнес Лобанов.

– Ну ладно, – сказал Филькин. – Значит, через бывшую «Коринну» проникаем…

Они обсуждали «спецэффекты» еще с полчаса, а затем отправились уговаривать Кошакова.

Андрюша Кошаков, как оказалось, был совершенно не против подобной авантюры.

– Я после того нашего разговора много думал, – сказал он честно. – И общественный сортир в форме графской дачи. И дом Гарри Поттера. И динозавр, который чуть Филькина не слопал. А ты, Филькин, не заметил? Он к тебе наклонялся, а потом, когда видел, что я гляжу, снова отворачивал морду. – Андрюша Кошаков глубоко вздохнул. – До чего все-таки хорошо жить в Санкт-Петербурге! И особенно – возле Александровского парка!

– Значит, пойдешь? – спросил Филькин.

– А как же! Пропустить выступление Шаляпина? Да ни за что!

– Это будет призрак, – предупредил Гора Лобанов с очень серьезным видом.

– Ну и что с того, что призрак… Все равно, Шаляпин – это сила.

«Ненавижу Кошакова, – подумал Филькин, – ничем его не собьешь. Ни колется и все тут».

Договорились встретиться в три часа ночи, когда все спектакли и развратные заведения наконец прекратят свою деятельность.

– Раньше все начиналось в полночь, – пояснял Филькин, – и нечистая сила просыпалась аккурат к этому времени. Но жизнь неуклонно развивается. Жизнь становится лучше и лучше. Прогресс повсюду сует свои волосатые лапы и переиначивает бытие на собственный лад. Из-за электрического света активность людей сместилась, и теперь по-настоящему темное время суток начинается после трех. Нечистая сила вынуждена была подстраиваться. Иначе ее попросту никто не заметит. Тут половина вип-посетителей такая, что никакого дьявола не надо.

И снова их встречала безмолвная ночь с ее бледными небесами и темным каменным строением, внутри которого сложно, почти мучительно, были стиснуты самые разные воспоминания и предметы. Сейчас делалось особенно очевидно, что некоторые из них страдают от навязанного им соседства. Ощущение беспорядочности, едва сдерживаемого хаоса заполняло пространство, и звезды тщетно ломились в закрытый купол планетария – им не пробить было не то что металлическую крышу, но даже и толстый слой розовых, рыхлых, немного больных облаков. Черная глыба, лежащая на земле чуть в стороне от Народного дома, напоминала надгробие, хотя на самом деле это был камень-памятник, и надпись на нем обещала: когда-нибудь на этом самом месте будет сооружен памятник Федору Ивановичу Шаляпину.