Песах Амнуэль: Метроном

Врачи сказали правду: Ким Яворский сильно изменился после аварии, будто жизненные силы полностью ушли на восстановление руки.

Базиола хотел подойти бесшумно, но под ногой хрустнула ветка, он от неожиданности споткнулся о какой-то шланг, лежавший поперек тропинки, и, едва удержавшись от падения, схватился за куст роз. Ким, обернувшись на крик, с улыбкой наблюдал за манипуляциями друга. Они обнялись.

— Ты похудел, Ким, — заметил Базиола вроде даже с одобрением.

— Похудел? — с сомнением переспросил Яворский. — А, ну да, мы давно не виделись. Я сбросил двенадцать кило, когда готовился к испытаниям нультранса, и еще пять — после аварии… И не смотри на меня так, Джу…

— Мало мы видимся, — вздохнул Базиола. — В институте я знал тебя как облупленного, а сейчас только оболочка выглядит знакомой… почти.

— Ты лучше подкинь мне задачу из нерешенных, — сказал Ким. — В этой клинике я покрылся плесенью. По мне, гляди, уже гусеницы ползают… До аварии я работал над эвристором открытий, слышал?

Базиола слышал. Отношение Базиолы к работе Кима было определенным и, конечно, отрицательным. Обсуждать это сейчас Базиола не хотел, не было у него желания превращать встречу с другом после трехлетней разлуки в бесплодный методологический спор.

— Видел твою Олю, — сказал он, неуклюже меняя тему разговора. — Она все хорошеет…

— Чего не скажешь обо мне, — заключил Ким. — Послушай, Джу, если кто-то из нас изменился, то это ты. Ты всегда гнал меня, если считал мою очередную идею бредовой. Теперь ты не веришь в прогнозирование научных открытий, а от спора увиливаешь. Не похоже на тебя… Дай-ка лучше задачу. У вас в Комитете по контактам задач наверняка больше, чем решений, верно?.. К примеру, эта история с пульсаром в Золотой Рыбе.

— Об этом говорят больше, чем дело того стоит, — неопределенно сказал Базиола.

— А чего оно стоит?

— Памятника, — буркнул Базиола. — Обнаружена мертвая цивилизация. До пульсара этого всего полпарсека, но он в направлении Земли не светит, отсюда его обнаружить невозможно. Экспедиция к Фомальгауту случайно записала его радиоимпульсы и гамма-вспышки. Та же экспедиция открыла и планету…

— Я знаю, почему ты не называешь корабль, — сказал Ким, глядя в сторону. — Это был Кратов на «Осьминоге». Он не вернулся, и в тебе говорит предрассудок…

— Кратов. И пульсар назван звездой Кратова, а планета — Кратов-1. К ней послан зонд-автомат типа «Винт». Он-то и открыл мертвый мир.

— Мертвый?..

— Конечно. Ничто живое не может существовать, когда пульсар поливает планету потоками гамма-лучей. А происходит это каждые три секунды. Каждые три секунды. Кратов-1 попадает под нож излучения. Импульс длится долю секунды, но и за это время планета получает такую дозу, что жизнь становится невозможной. «Винт» был послан в «период молчания». Как и всякий пульсар, звезда Кратова буйствует около полугода, а потом года полтора ведет себя тихо, копит энергию. «Винт» облетел планету, подобрался к нейтронной звезде, насколько позволил ресурс. Мы, контактисты, своего оборудования не ставили, никто ведь не ожидал открытия следов жизни. Учти, что миллион лет назад в системе вспыхнула сверхновая — тогда и возник пульсар. Если на планете и была раньше жизнь, то при взрыве она, конечно, погибла, а уж потом… Черный мир, в котором каждые три секунды — ужасная вспышка радио— и гамма-излучений.

— У тебя есть с собой стереоскоп?

Ким достал из бокового кармана коробочку, и Базиола начал по одному протягивать ему стереопозитивы.

Кадры охватывали большие области и, хотя четкость, как обычно на снимках безатмосферных планет, была идеальной и позволяла разглядеть объекты размером с собаку, глаз, конечно, не мог сосредоточиться на изобилии предметов: внимание непроизвольно перескакивало. Вот сооружения, напоминающие правильные многогранники, вот сферические лунки, растянутые цепью, вот идеально плоские площадки, назначение которых (Ким подумал сначала, что это космодромы) могло быть каким угодно. На дне одной из лунок Ким увидел нечто похожее на экскаватор с поднятым ковшом, и это тоже могло быть чем угодно, вплоть до самих обитателей планеты, застывших в момент неожиданно настигшей их смерти. Ни гор, ни круч, ни пропастей — если эти живые особенности рельефа и были когда-то на планете, они оказались решительно принесены в жертву цивилизации, ставшей в свою очередь жертвой взрыва звезды.