Array Alma - Семнадцать мгновений Вейдера

Сердце моё полно жалости. Я не могу этого сделать.

А. и Б. Стругацкие. Трудно быть богом.

Скайуокера Йода почувствовал сразу, но не подал виду. Почему? Наверное, это было похоже на последнюю попытку утопающего ухватиться за соломинку и оттянуть момент неизбежной гибели, до последнего надеясь на чудесное спасение или не менее чудесное пробуждение. Молодой рыцарь подошёл неслышно и замер за спиной старого Учителя.

«А ты учишься…»

«Чему же, Учитель?»

Тот резко обернулся, смерив взглядом высокого юношу, стоящего рядом.

Вы звали меня, Магистр?

Закат нынче…

Скайуокер покосился на пылающий где-то далеко внизу горизонт и фыркнул.

Отлично, Учитель. Будем любоваться закатом?

Йода вновь нахохлился на своём парапете. На фоне вечерней зари тёмный силуэт магистра напоминал невозмутимо-вычурное архитектурное украшение.

Закат нынче…

Старый джедай задумчиво закряхтел, полуприкрыв глаза веками. Палочка из дерева гимер будто сама собой царапала серый булыжник – вечная привычка Йоды что-то рисовать, размышляя. Энекин нетерпеливо переступил с ноги на ногу и на автомате проследил путь суковатой трости Учителя. «Ситх побери!» Нити Силы задрожали, сплетаясь в надёжный плотный кокон. Лёгкий кивок означал, что он всё понял правильно…

«Не один ты пришёл…»

… Это был обычный день… Самый обычный день самого необычного города Галактики. Корускант… яркое лоскутное одеяло тысячи лет назад поглотило эту планету, навсегда изменив её лик, заставляя одновременно и восхищаться и ужасаться этому урбанистическому монстру.

Хотелось затеряться в сутолоке толпы, многоликой, разномастной, разноголосой. Бесконечная улица тянулась и тянулась вдоль уходящих куда-то в далёкое небо игл небоскрёбов. Странно, но, прошагав пару кварталов, Энекин вдруг заметил, даже не удивившись, как-то отстранённо, как будто он находился где-то далеко-далеко отсюда, что толпа движется ему навстречу, а сам он, как будто следуя чьей-то минутной прихоти, борется против нескончаемого потока куда-то бредущих, идущих, бегущих существ. Один… Резко и ощутимо кольнуло в груди – он согнулся на секунду, переводя дыхание. И выпрямился вновь, оглянувшись – затылки и загривки всех мастей спешили по своим делам. Кто-то шёл работать, кто-то домой – в круг семьи или же в одинокую конурку, кто-то шёл убивать, кто-то намеревался стащить кошелёк у соседа, а кто-то просто бесцельно брёл, едва переставляя ноги… А куда шёл он сам? Скайуокер вскинул голову, стягивая капюшон плаща. Здесь не было солнца… здесь не было звёзд… здесь не было ветра… даже день не сменял здесь ночь. Была просто улица. Один из нижних уровней.

«Интересно, а можно ли прожить жизнь вот так – ни разу не увидев неба?»

И, срываясь на бег, он кинулся к ближайшему зданию – выходу на верхние уровни. Выше, быстрей, ещё выше… Он шёл, бежал, терпеливо ждал, когда разойдутся створки турболифта, опять шёл, пока, наконец, в лицо не ударил порыв свежего ветра…

Гроза… Разгул стихии в небе над Корускантом. Изорванном, измочаленном войной небе, затянутом вечным грязным облаком смога. Как будто сама природа, сама Сила выражала свой протест, отвечая на войну разумных существ своей собственной войной.

«И она не будет щадить… Никого…».

Ветер, швыряющий в лицо пригоршни холодной воды, забирающийся под плащ и тунику, отбирающий последние крохи кислорода, ещё задержавшиеся на вершине этой многокилометровой башни, словно старался сбить с ног, выбросить упрямого человечка из своих законных владений.

«Врёшь… Не возьмёшь…».

Позади Скайуокера сквозь набегающие громады туч ещё пробивались солнечные лучи, а навстречу уже тенью катилась, подминая под себя расчерченные словно по линейке кварталы, небоскрёбы, площади, стена мокрой пыли, уже завертелся сорванный с многочисленных уровней мусор, стремительно поползла по поверхности планеты черта терминатора… Энекина охватило странное чувство, что он уже видел эту картину. Где? Давно или совсем недавно? Наяву или во сне? Или ему ещё только предстоит испытать на себе весь удар разгневанной стихии? А впрочем, сейчас ему не было до этого никакого дела – слишком многое надо было обдумать, чтобы принять одно единственное решение – делать или не делать.

«Ты сам ввязался в эту игру, парень…».

«Или тебя ввязали, не сказавши и не спросивши…» - шепнул какой-то гаденький внутренний голос.