Джоуи Грасеффа - Дети Эдема

Тут во двор украдкой выныривает Эш. Торопливо оглядывается по сторонам, но сразу меня не замечает, поэтому осматривается еще раз, уже помедленнее. Я негромко свищу – на манер одной птички из моего учебного видео. Брат поднимает голову.

– Прячься! – тревожно шипит он. – Там человек в форме сотрудника Центра.

Теперь глаза у меня готовы выскочить из орбит, на какое-то мгновение я ощущаю себя неподвижной, беспомощной жертвой, словно прикованной к чертовой стене.

– Скорей! – повторяет Эш, и даже отсюда, сверху, я улавливаю исходящие от него волны паники.

Слава богу, что я каждый день по этой стене лазаю – только опыт позволяет мне спуститься так проворно. Но все равно в конце меня слегка отбрасывает в сторону, несколько последних метров я пролетаю в свободном падении и приземляюсь на полусогнутых, в низкую стойку.

– Так кто это? – успеваю я спросить брата на стремительном подлете к дому.

Тот только пожимает плечами, не издавая ни звука, если не считать хрипа. Даже такая короткая пробежка – ну, вместе, конечно, с нервным напряжением – дает о себе знать его легким.

– Срочно за ингалятором, – командую я, вдруг перепугавшись за него сильнее, чем за себя.

Брат замедляет шаг, качает головой и, задыхаясь, выпаливает:

– Сперва… спасаем тебя.

– Нет! – Тут я повышаю голос, пожалуй, слишком сильно. – Все со мной будет в порядке. Точнее, не будет, только если ты вырубишься. Сам по лестнице сможешь подняться?

Эш все еще дышит неровно, прерывисто. Такие приступы у него случаются нечасто – обычно от внезапной нагрузки или волнения. Но всякий раз, когда они все-таки случаются, у меня возникает страх: еще секунда – и у меня не будет брата. Лицом я, конечно, стараюсь ничего не показывать – знаю, что лишняя тревога ему в подобной ситуации только навредит.

Он просто кивает, по-прежнему опасаясь сбить дыхание речью.

– Ну, ладно. Тогда иди, а я – в укрытие за стенкой.

В нашем обширном и разветвленном жилище четыре таких специальных убежища. Лучшее из них – маленький подвальчик – закрывается специальным подъемным люком, а сверху маскируется ковром и тяжелым креслом. Второе по удобству – углубление в стене за книжным шкафом, который, на сторонний взгляд, невозможно сдвинуть с места, но на самом деле он «умеет» отъезжать в сторону на пневматических колесиках. Вот только, увы, в конструкции этого механизма есть изъян: он запускается только снаружи. Получается, что в обоих этих случаях я завишу от кого-то, кто меня замурует, а потом, соответственно, выпустит.

Так что, если я оказываюсь одна в критический момент, остается нестись либо на чердак – там просторно и уютно, но там и станут в первую очередь искать, если кому-то придет в голову этим заняться, – либо в невыносимо узкий проем между двумя стенами. Зазор там – чуть больше полуметра, раньше он предназначался для какой-то вентиляционной системы, которую потом модернизировали и перенесли в какую-то другую часть дома. Остался от нее только воздуховод, через каковой мне теперь только и остается проникать в этот жуткий угол, где торчать так тяжело, что любая пыточная в сравнении с этим покажется спа-салоном.

…Но Эш все еще задыхается. Я беру брата за руку и провожаю к подножию лестницы, ведущей в его комнату. Точнее, все-таки в нашу . У меня есть и собственная спальня, если ее можно так назвать, только вот ничего по-настоящему моего там нет. Она считается гостевой, и каждое утро мне приходится убирать все так, будто никто давным-давно и не думал там ночевать. Если кому-нибудь когда-нибудь придет в голову проинспектировать нашу семейную резиденцию, здесь он найдет лишь опрятную, чистую стандартную кровать, равнодушно ожидающую случайного посетителя.

В остальном, кроме часов собственно сна, у нас с Эшем с самого раннего детства – общая комната. В сущности, у нас все всегда было общим. Все мои вещи спрятаны между его вещами в его спальне. И все они выглядят так, что могли бы принадлежать и мальчику тоже. Ясное дело, при такой ситуации «личного имущества» у меня немного. Представьте только, что бы было, если б кто-то обнаружил здесь платьица или голографические плакаты с полуголыми поп-звездами, или еще чем-нибудь таким, что держат у себя в комнатах обычные девочки? Полное разоблачение. Даже одежда у нас с братом почти вся одна на двоих, парная.

Не хочу, не могу отпустить Эша одного. А он чувствует, как я сильнее стискиваю его локоть, как глаза у меня наполняются страхом – такое ведь полностью не скроешь. О нежданном визитере я почти забыла и думать…