Так я проводил те несколько часов, в течение которых хотел иметь каменное лицо.
Какое там каменное! Хоть бы тряпичное, хоть бы стеклянное, хоть бы какое! Нельзя так унижаться.
Я совершенно измучился за какой-нибудь месяц. Моим губам не верили. В глаза не смотрели. Уши мои, возвращаясь на место, имели обыкновение менять размеры. Они торчали над головой, как неуклюжие розовые крылья, уменьшаясь лишь к утру следующего дня.
Наконец я не выдержал и обратился за помощью к человеку, лицо которого показалось мне наиболее каменным. Я встретил его в молочной столовой. Он сидел за столиком и ел сметану, тщательно выгребая ее ложечкой из стакана. Я понял, почему он ел сметану. Его лицо было настолько каменным, что даже жевать он не мог. Он просовывал ложечку в рот и незаметно глотал сметану. С большим трудом мне удалось привлечь его внимание. Для этого пришлось уронить поднос, на котором была манная каша и сливки.
Он повернул лицо ко мне, и тут, желая застать его врасплох, я спросил:
– Каким образом вы достигли такого лица?
Он не удивился, выскреб остатки сметаны и проглотил. Это был нестарый еще человек, приятной наружности, с живыми глазами. Мне как раз понравилось, что глаза у него живые, а лицо каменное. Сделать каменное лицо при мертвых глазах – дело плевое.
– Есть способ, – сказал он.
– Научите, ради Бога, научите! – воскликнул я, чувствуя, что лицо мое опять начинает разбегаться.
– Да, здорово вас отделали, – сказал он сочувственно.
– Мне плевать на это! Я выше этого! – закричал я, отчаянно пытаясь вернуть губы на прежнее место.
– Я вижу, – сказал он.
Он поднялся из-за стола, вытер салфеткой рот и сделал мне знак следовать за ним. Мы вышли на улицу.
– Я могу вам помочь, но не уверен, что вы обрадуетесь, – ровным голосом произнес он. – Сам я избрал этот способ несколько лет назад. С тех пор я живу… (он сделал паузу) нормально.
– Я тоже хочу жить нормально! – воскликнул я.
– Придерживайте брови, – посоветовал он. – Они собираются улететь.
Я прикрыл лицо ладонями.
– Вы похожи на человека, который ремонтирует фасад, когда в доме бушует пожар, – заметил он.
– Я ремонтирую пожар, – невесело пошутил я.
– Можно и так. Тем самым вы даете огню пищу.
Мы прошли несколько кварталов, свернули в темный переулок и вошли в подъезд. Лестница была широкая, мраморная, освещенная тусклой лампочкой. Мы поднялись на второй этаж – мой новый знакомый впереди, а я сзади. Он отпер дверь, и мы оказались в прихожей, отделанной под дуб. На стене висело зеркало в бронзовой раме.
– Посмотрите на себя, – сказал он.
Я взглянул в зеркало и увидел то же ненавистное мне, жалкое, растекающееся лицо.
– Вы твердо хотите с ним расстаться?
– Как можно скорее! – со злостью сказал я.
Хозяин пригласил меня в комнату, где стояли мягкие кресла и диван, окружавшие журнальный столик. Стена была занята застекленными полками со встроенными в них телевизором, магнитофоном и закрытыми шкафчиками. На одном из них, железном, была никелированная ручка.
– Садитесь и рассказывайте, – предложил он.
– Что?
– Все с самого начала, ничего не утаивая.
Я начал говорить. Губы не слушались меня. Я поминутно щипал их, дергал, тер щеки пальцами, разглаживал лоб. Мое лицо не желало становиться каменным. Оно яростно сопротивлялось, пока я рассказывал до удивления простую историю, произошедшую со мной.
Историю о том, как я потерял лицо.
Хозяин слушал внимательно. Холодная маска была обращена ко мне. Лишь один раз, когда я рассказывал о том, как горел тополиный пух, по его каменному лицу пробежала судорога.
– Простите, – сказал он. – Это очень похоже.
И тут мне послышалось, что от книжных полок исходит глухой звук. Что-то тяжело и мерно ворочалось там, у стены.
– Больше мне нечего рассказывать, – сказал я.
– Верю, – сказал он.
Я почувствовал, что внутри у меня стало просторно, будто раздвинулась грудная клетка и сердце летало в ней от стенки к стенке, глухо выбивая: тук… тук… тук…
– Сейчас я вас освобожу, – сказал хозяин.
В его руке сверкнул ключик, которым он дотронулся до меня, до моей груди. Что-то щелкнуло, будто искра вонзилась в меня, и я потерял сознание. Медленно клонясь на диван, я успел заметить, что хозяин приближается к шкафчику с никелированной ручкой, а на его ладони горит красный шар величиной с яблоко. Вот он открывает бесшумную дверцу, подносит горящий шар к темной впадине, вот…
Когда я очнулся, передо мною стояла чашка черного кофе.
Читать дальше