Роберт Уилсон - Джулиан. Рождественская история

Тем не менее она была под пристальным присмотром там, где выходила за пределы Уильямс-Форда. Резервисты поставили человека на холме, с которого открывался вид на дорогу, — того самого, где Джулиан и Сэм собирали смородину по пути со Свалки в прошлом октябре. И тут надо иметь в виду, что резервистов держали подальше от линии фронта не просто так. У них у всех были те или иные изъяны разума или тела. В их рядах состояли или раненые ветераны без рук или без ног, или же слишком простые и тупые люди, не годящиеся для службы в дисциплинированном солдатском отряде. Я не могу сказать ничего конкретного о человеке, поставленном в дозор на холме, но если он и не был идиотом, то совершенно точно не имел даже отдаленного понятия о маскировке, так как его силуэт (и его винтовки) очень хорошо выделялся на фоне яркого неба. Хотя, возможно, в этом и заключался смысл: дать понять потенциальным беглецам, что дороги перекрыты.

Но далеко не все дороги, по крайней мере для человека, выросшего в Уильямс-Форде и исходившего во время охоты всю округу. Вместо того чтобы прямо последовать за Джулианом, я какое-то время проехал на север, а потом через лагерь контрактников (из неостекленных окон лачуг на меня глазели изнуренные дети, от плохих угольных очагов в неподвижном воздухе стоял дым). Этот путь вывел меня на дорогу, проложенную по полям пшеницы для перевозки урожая и рабочих. От постоянного использования она углубилась, поэтому я ехал вдоль земляной бермы и змеящихся проволочных ограждений, скрытый от глаз стража вдалеке. Уйдя на безопасное расстояние на восток, я добрался до коровьей тропы, приведшей меня обратно на главную дорогу.

На тонком снежном покрове, до сих пор ничем не потревоженном, я снова увидел знаки, которые так обеспокоили меня в Уильямс-Форде.

Джулиан прошел этим путем. Он исполнил задуманное и направился к Ландсфорду еще до полуночи. Вскоре после этого снегопад закончился, и отпечатки лошадиных копыт ясно виднелись, хотя и смазались по краям.

Но это были не единственные следы: имелись и вторые, более четко выраженные, а значит, более свежие, скорее всего появившиеся поздно ночью. Именно их я увидел на перекрестке в Уильямс-Форде: свидетельства погони. Кто-то преследовал Джулиана, а тот об этом не знал. Последствия могли быть очень серьезными, утешало только то, что вдогонку пустился один человек, а не целая компания. Если бы властители поместья узнали об исчезновении Комстока, на его поимку отправили бы всю бригаду. Скорее всего, моего друга приняли за обыкновенного дезертира, какого-нибудь работягу, решившего сбежать, или молодого человека, спасающегося от призыва, и теперь за ним следовал решивший отличиться резервист. В ином случае воображаемый батальон сейчас следует прямо за мной, а возможно, скоро последует, так как отсутствие Джулиана к этому времени, наверное, уже заметили.

Я направился на восток, добавив свой след к предыдущим двум.

Вскоре миновал полдень, и, по мере того как солнце начало клониться к ранней встрече с юго-западной линией горизонта, у меня появились сомнения. Что конкретно я хотел сделать? Предупредить Джулиана? Если так, то я уже сильно запоздал, хотя оставалась слабая надежда, что на каком-то этапе мой друг догадался скрыть следы или каким-нибудь другим способом обманул преследователя, у которого не было моего преимущества. Он не знал, где Джулиан хотел дождаться приезда Сэма Годвина. Я уже начал представлять, как спасаю друга из плена, хотя при себе имел только ружье для охоты на белок и всего пару зарядов (плюс нож и собственную смекалку — в общем, арсенал не поражал воображение) против того, что могло быть у резервиста. В общем, у меня было больше желаний и волнений, чем расчета и планов; никакой заранее обдуманной схемы действий, кроме решения поехать на помощь Джулиану и рассказать, что я доставил сообщение Сэму, который приедет, как только ему удастся незаметно выбраться из поместья.

А потом? Вот этот вопрос я себе не решался задать ни на пустынной дороге далеко за Свалкой, дальше, чем я когда-либо осмеливался уходить от Уильямс-Форда, ни там, где равнины разбегались по обе стороны от дороги морозными пустошами Марса, и ветер, отсутствовавший все утро, стал играть полами моего пальто, а тень передо мной удлинилась, словно решившее прокатиться верхом пугало. Было холодно, мороз крепчал, вскоре на небо заберется зимняя луна, а у меня только соленая свинина в седельной сумке и пара спичек, чтобы разжечь костер, и вряд ли мне удастся поддерживать пламя ночью. Несколько раз я думал: надо возвратиться, может, меня еще не хватились, может, еще не поздно присоединиться к рождественскому ужину за родительским столом, поднять бокал сидра за Флэкси и все прошедшие годы и проснуться вовремя, чтобы услышать праздничный перезвон, почувствовать прелесть запаха свежеиспеченного хлеба и рождественских яблок, вымоченных в корице и жженой сахаре. Я постоянно думал об этом, иногда аж слезы наворачивались на глаза, но позволял Восторгу по-прежнему нести меня к темной линии горизонта.