Анна Ли: Приемный пункт

О ребенке-то она, как водится, и заговорила.

— Павел, у тебя есть совесть? — интонации бывшей резали слух, как пила-болгарка. — Ты помнишь, что у тебя есть сын? — Пила набирала обороты. — И он, между прочим, растет!

Иванихин осторожно, чтобы не стукнуть, положил трубку на стол. Слышно было и так.

Алименты Иванихин платил исправно. Вернее сказать, их исправно вычитали из его зарплаты. Вот только зарплата у него была… н-ну… как бы это вежливо выразиться…

Бывшая не желала выражаться вежливо.

— Был бы ты настоящий мужик, зарабатывал бы деньги, а не кошачьи сопли, — донеслось до Иванихина. — А то, что ребенку обувь новая нужна…

Обычно звонки бывшей не стоили Иванихину ничего, кроме испорченного настроения. Выместив жизненные обиды на неудавшемся супруге и несостоятельном отце, она на некоторое время оставляла его в покое. Ну не было на нем клочка шерсти, пригодного для стрижки. Раньше — не было.

Но на этот раз Иванихин ощутил смутные угрызения. Пусть они с бывшей расплевались, Толик не виноват. Весна, пацану нужны кроссовки. А детская обувь стоит, как взрослая, зато носится — полгода… М-да. Сын все-таки.

Иванихин полез в ящик стола, куда вчера перед сном сунул бежевый конверт с деньгами, проверил — мало ли какое варьете, вдруг исчезли за ночь.

Не исчезли.

В принципе, он ведь на них не рассчитывал, когда искал «Приемный пункт» по лидиной бумажке. Так, хотел куда-то деть время до получки. Растягивать куцую зарплату на месяц — дело привычное. Одалживать червонец у Лиды, ссужать пятерку Савельеву, перебиваться с пшенки на перловку — такие вещи Иванихин умел. А к этим деньгам он еще и привыкнуть не успел. Даже не подумал, что с ними будет делать.

— Давай встретимся через полчаса на твоей троллейбусной остановке, — сказал Иванихин в неумолкающую трубку. — Возьми Толика, пойдем на базар, купим там… чего надо.

Ему пришлось повторить все, что сказал, еще раз — в трубку, замолкшую от изумления.

Договорились не через полчаса, а через час. И без Толика, у которого болело горло.

Встретились.

Для примерки бывшая захватила так называемый «след» — вырезанный из картона по контуру отпечаток ступни. Долго бродили по базару, приценивались, совали «след» в ботинки и кроссовки. Иванихин уже успел забыть, какое отвратительное дело — ходить за покупками. Чавкала под ногами раскисшая грязь, неубедительно врали про качества товара замерзшие продавцы. Иванихина толкали, не извиняясь; оттирали от прилавков; наезжали тележками и пихали сумками.

Бывшая выглядела вполне счастливой. Она поругалась с тремя продавцами и четырьмя покупательницами, оглоушила сумкой настырного попрошайку и лягнула зазевавшегося тележечника.

Иванихин страдал.

Они купили Толику кроссовки, сандалии, джинсы и рюкзак. Они купили туфли и сумку бывшей. Под конец, критически оглядев Иванихина, бывшая по дешевке приобрела ему шарф тошнотворно-зеленой расцветки — видимо, распродавали болотный камуфляж.

— Какой-то у тебя нездоровый вид, Павел, — удовлетворенно сказала она, нацепив колючую дрянь ему на шею. — Совсем себя не бережешь.

Иванихин похолодел. Эти интонации были ему знакомы. Кажется, он сделал большую глупость, предъявив бывшей деньги. Разумеется, при встрече он сказал заранее заготовленную ложь, что, дескать, откладывал на ремонт, но вот решил, что для сына нужнее. Разумеется, она ему не поверила — и теперь под видом заботы собиралась возобновить право собственности на Иванихина.

От ужаса у Иванихина случился инсайт. Или сатори. В общем, вспышка озарения.

«Пусть подумает, что это я ее хочу вернуть, — осенило Иванихина. — И пусть убедится, что у меня все по-прежнему».

Бывшая легко согласилась зайти к Иваннхину в гости — погреться, выпить чаю с тортиком, поговорить, Иванихин с затаенным злорадством смотрел, как вытягивается ее лицо при виде обоев клочьями, лампочки без абажура, замоченных в умывальнике носков, ледяных торосов я айсбергов на пустынных просторах холодильника… Нет, здесь не пахло ни деньгами, ни, к примеру, новой женщиной. После краткого и весьма формального чаепития (Иванихин придвигался поближе, бывшая отодвигалась) она покинула суверенную территорию, бросив на прощание:

— Был бы ты настоящий мужик, давно бы дверь починил!

Иванихин вернулся в квартиру, только что не приплясывая. «Удалось!» День развода он про себя называл днем освобождения — ну, а сегодняшний будет считаться днем независимости. Ура, товарищи! Надо отпраздновать.