Богдан Петецкий - Люди со звезды Фери

Что касается меня, то, как уже упоминалось, зовут меня Жилли. Должность — пилот-кибернетик.

Приближался полдень. Если что и вытекало из переплетения лучей, пронзающих пространство под полыхающими облаками, так только то, что Солнце стоит в зените…

Девять приглушенных, отрывистых звуков. Вечер. Через минуту я поднимусь, надену скафандр и отправлюсь на ежедневный обход регистрирующих постов.

Я выпрямился. Спинка кресла послушно потянулась за моей спиной.

Прокрутил запись.

«Кибернетический Жиль…» Мне бы следовало улыбнуться. Если бы мое лицо сохранило память об улыбке.

Мое? Чье лицо, значит?

Нет. Лицо мое. Это точно.

Я поднялся, отодвинул кресло и отключил приставку светового пера. Экран стал матовым.

Удалось ли мне в том, что я написал, передать пейзаж третьей планеты Фери, какой она была, когда мы остановились возле океана? Планеты желтых облаков, белых пирамид и похожих на листья городов под поверхностью воды?

Вопрос звучит серьезно. Как и большинство вопросов, которые остаются без ответа.

«Кибернетический Жиль…» Когда это было? Сто лет назад? Двести?

Здесь я уже одиннадцать месяцев. Располагаю всем, что мне может потребоваться. Синтезаторы, преобразователи, генераторы большой мощности, подручная аппаратура компьютеров. Мне выделено пространство, оборудованное с учетом запросов современного человека. Отсюда, из-под стеклянного купола, я контролирую все, что происходит на моей планете. А так же — на планете, вокруг которой моя планета вращается.

Я подошел к иллюминатору. Наступила тьма. Через минуту взойдет Четвертая. Серпик ее второго спутника уже показался на востоке, словно вырезанный из белой кости. Выше, над границей тьмы, еще сохранились плывущие золотые полоски.

Я повернулся и неторопливо направился в направлении смонтированного на противоположной стене большого панорамного экрана. Днем и ночью, вне зависимости от взаимного положения небесных тел, он передает мне сигналы, высылаемые со станции на поверхности Четвертой.

Я остановился и выбрал третью с краю клавишу на пульте связи. Изображение сделалось более четким.

Какое-то время я смотрел, не шевелясь. И ни о чем не думая.

Копии ведут себя нормально. Их постройки, наполовину открытые, отмечает ряд светящихся огоньков. Там тоже день подходит к концу. Высокий лес с мягкой, бархатистой листвой, подходящий под стены насыпи, кажется черным каменным монолитом.

Два силуэта. У выхода, в части, не прикрытой крышей. В слабом свете напоминают участников сафари на привале.

Я почувствовал нестерпимую резь в горле. Желудок попытался вывернуться наружу. Я попытался увлажнить губы языком, но мышцы рта оказались застывшими, напряженными.

Меня охватила непреодолимая ярость. Как всегда, напрасно перед каждым сеансом связи я повторял себе, что ничего такого не может произойти.

В какой степени источник этого раздражения кроется не там, на соседней планете, а во мне самом?

Неважно. По сути дела, ничто теперь не важно.

Через минуту возьмусь за ужин. Отдам должное еде, как они сейчас. Полный порядок. «С ними полный порядок, — произнес я негромко. — Ферма процветает.» Я сам себя обрек на это задание. Я повторяю это с тем большей настойчивостью, чем отчетливее звучит у меня в ушах сопутствующий ей фальшивый привкус, словно говорит это кто-то другой, некто, пропитанный ненавистью, достигающей предела нервной выдержки человека.

Я опять уперся взглядом в экран. На нем ничего не изменилось. Они по-прежнему сидели в кругу неяркого света, развалившись в легких, жестких креслах. Повернулись спинами к лесу, который подступал к самой ограде, увенчанной кольцами антенн. На мгновение мне почудилось, что я вот-вот уловлю в этой картине что-то знакомое. Что-то, почерпнутое из фильмов или документов определенного периода политической истории Земли. Эти антенны, напоминающие колючую проволоку…

Хватит об этом. Как бы там ни было, это всего лишь антенны. Благодаря ним, я могу видеть каждое их движение, слышать каждое слово. Ради этого я здесь и нахожусь. Ради этого трепыхаюсь, словно муха, накрытая стеклянной банкой, на мертвом спутнике четвертой планеты системы, и находиться мне здесь до самого конца.

С копиями все в порядке. Они еще посидят с минуту, может, с десяток минут, встанут, приберут со стола и исчезнут под плоской крышей. Умоются, скажут друг другу: «Спокойной ночи».

Идиотизм.

Я вытянул руки и посмотрел на расставленные пальцы. Ничего. Ни следа дрожи. Я опустил руки, выпрямился и направился к столу. Когда я находился в центре кабины, фотоэлементы включили свет. Уже настала ночь.