Леонид Панасенко - Побежденному - лавры

Часа полтора вместе с другими мужчинами судья корчевал сухое дерево, которое торчало посреди поля для игры в мяч. Когда наконец подрубили корни и дерево, затрещав, рухнуло, стало даже немного жаль его. Спирос еще помнил дерево живым, да и потом, когда оно усохло, мальчишки по-прежнему считали его своим, чуть ли не игроком, по крайней мере, им оно на поле никогда не мешало.

— Все правильно, — сказала левая голова. — Мы привыкли, а вот чужие люди не поймут.

Обе головы Спироса вспотели от работы, и он по очереди вытер их правой рукой, хотя руки давным-давно были соответственно поделены. Все остальное делить, увы, не приходилось. По этому поводу над Спиросом часто подшучивали, особенно раньше, когда он был моложе. Головы его хоть и ссорились, однако в житейских и амурных

делах всегда действовали согласованно. Доверившиеся мутанту женщины, как правило, утверждали, что две головы — вовсе не помеха, жаль только, добавляли они с лукавинкой, что взбесившаяся природа не удвоила и все остальное.

Не успели толком отдохнуть, как на окраине селения показалась здоровенная повозка с консервами. Тянули ее два кентавра — Хирон и Фол, названные так в честь своих мифических сородичей.

Освободившись от лямок, Фол устало тряхнул курчавой головой и лег на землю.

— Все! — заявил он. — Теперь неделю буду отъедаться.

Он дышал тяжело, с присвистом. Худые бока то вздымались, то опадали, и левая голова Спироса с грустью заметила, как натужно ходят под шкурой кентавра выпирающие ребра.

Хирон все еще стоял в упряжке. Немногословный, он и сейчас не включался в общий разговор, который вертелся вокруг весны, нежданного солнца и завтрашних Игр. Хирон стоял, умиротворенно прикрыв глаза, и что-то жевал. Кентавры все время что-нибудь жевали, так как огромное лошадиное тело требовало еды несравненно больше, чем человеческое. Весной и летом они не брезговали полакомиться молодыми побегами и травой.

— А как же Олимпийские игры? — спросил Хирон.

— К черту! — рявкнул Фол. — Спать и жрать. Я им не лошадь.

Все засмеялись. Орест, ткнув Фолу и Хирону по пучку бледно-зеленых побегов, скомандовал:

— Пять человек с корзинами остаются разгружать повозку. Остальные — за мной. Надо до вечера все привести в порядок.

Спирос (обе головы) посмотрел на дорогу, которая пряталась за рощицей кривых, низкорослых деревьев. Еще по весеннему черных и голых, чуть ли не стелющихся по земле. Там, в трех часах пути отсюда, развалины столицы. Города, о котором он как-то вычитал в старинной книге: «Жить в Афинах… значит жить в самом сердце мироздания. Одного глотка этого душистого ночного воздуха, одного взгляда на это самое синее утреннее небо достаточно, чтобы понять, как прекрасен мир и ради чего он был сотворен». Теперь, когда мир уничтожен, эти слова казались то ли издевательством, то ли пустым поэтическим образом, лишенным всякого смысла. Жить можно только в норах, а небо всегда было грязно-серым, а то и черным. Вот! Смысла никакого, а вспомнились эти сказочные невозможные слова — и щемит сердце, щемит, даже слезы наворачиваются. Впрочем, спасибо вам, Афины! Вы до сих пор кормите нас. Кто-то когда-то нашел там подземные склады продовольствия, очевидно армейские. Все заморожено — на века. Многое, конечно, пропало, а вот консервы… Нормальные люди, может, и не стали бы есть, а нам, мутантам, в самый раз. Выбирать не приходится.

— Какие виды спорта мы допустим на завтрашние состязания? — спросила левая голова.

— Все. Всё, что сумело сохраниться. — Правая голова помолчала, затем добавила: — Разумеется, кроме тех, которые мы прокляли.

Спирос помнил: еще в 1996 году оставшиеся в живых после Ошибки Компьютера прокляли и предали забвению сначала бокс, а затем все остальное, что было пусть даже косвенно связано с насилием над личностью: все виды борьбы и стрельбы, фехтование. В самом деле, что такое, например, нокаут? Потеря сознания на период свыше восьми секунд. Добровольно избивать друг друга до потери сознания? Бр-р-р, какая мерзость!

Левая голова согласно кивнула. Правая заговорила вновь:

— Пусть состязаются… Но главное — марафонцы. Нам нужно учиться ходить друг к другу в гости, держать связь с другими поселениями. Техника разрушена, но люди кое-где уцелели. Нам надо находить друг друга и держаться только вместе. Чтобы выжить, всем надо быть вместе.

— А по мне, — возразила левая голова, — без чужих — спокойнее. Мы, люди, всегда не понимали и боялись друг друга. Почему ты думаешь, что после атомной войны люди поумнели? Я не верю в это. Никому не верю.